Дороги моря - страница 69
Мои собственные, приглушенные, хриплые признания, все то, что он мне отвечает, это ты, это по-настоящему ты? Я так по тебе скучала, я так сильно по тебе скучала.
Несколько раз я вижу его особенно четко, в свете фар случайной проезжающей мимо машины, и он другой, он непохож на все, что я о нем помню, но я люблю его не меньше.
Он целует меня, когда все заканчивается, я все еще думаю, что не выдержу этого ощущения и этой любви, и после не думаю вовсе, это сплошной белый шум, мне хочется криво пошутить, что сейчас я особенно четко понимаю, почему оргазм называют маленькой смертью, и вот теперь я почти готова поверить, что любовь и секс придумали французы, но не хочу, не могу, язык не слушается. Или его придумали мы или любые люди до нас, которые имели несчастье или привилегию влюбиться.
Он целует меня, вытирает слезы с лица, я что, плакала?
Я люблю его именно такого, еще не отошедшего от собственного оргазма, волосы спутанные, и глаза огромные, будто он находит новую вселенную только что и находит ее во мне.
Я люблю его любого, если честно.
То, о чем мы друг другу не говорим, но то, что остается между нами – это удивительное, огромное что-то, что мы делим между собой, предназначенное только для нас, с самого начала.
Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя.
***
Я смаргиваю воспоминание, пытаюсь его стряхнуть, мне хочется в душ, но еще больше не хочется вставать. Однажды Тейт говорит мне: девяносто процентов твоих проблем от того, что ты бегаешь как ужаленная в жопу и все думаешь, что ты что-то кому-то должна. Всю жизнь. Илаю, Андреасу, Мораг, Эллисон, кому угодно еще, ты не ужасный человек, Скарлетт. Ты не ночной кошмар, который тебе нарисовали. Ты можешь стать достаточно неприятным сновидением, если пожелаешь, но не более. Но главная новость, которая у меня для тебя есть – ты ни хрена и никому ничего не должна.
В Доме на краю света стоит ленивая тишина и я чувствую себя выспавшейся, я чувствую себя отдохнувшей, с улицы рано утром я слышала пение Марты. Я чувствую себя на месте.
Хотела бы я знать, в какой момент сказка превратилась в мучительное насилие? Была ли сказка? Я усмехаюсь, проверяю звонки, и сама вспоминаю, что на ночь отключила телефон. Хмыкаю себе под нос.
Я в те дни стряхивала последние кусочки хрупкости Фионы, Илай в то время хотел творить чудеса для меня и уверял, что это было безвозмездно и я ничего ему не должна. Я, подчеркиваю, еще далеко не до конца стряхнула с себя Фиону, ее искреннюю, собачью почти преданность, и угодить из одних отношений в другие, особенно в нашем с ним состоянии на тот момент. О, это было большой глупостью и еще большей ошибкой. Я до сих пор в полной мере не могу назвать его ошибкой. Как можно назвать ошибкой человека, который был твоим вдохновением долгие тринадцать лет? Мы минусуем шесть лет в монастыре, но в полной мере сделать не можем и этого.
Так или иначе, фаза чудес быстро предъявила мне счет, особой иронией в счете было то, что он никогда не знал, чего хотел.
О, мой любимый просто расстреливал меня своими словами, ждал, пока я ударюсь о землю, пока закончу корчиться от боли, поднимусь снова. Я всегда поднимаюсь, в этом моя потрясающая особенность. Мы целовались, мы мирились, и все начиналось снова. Он стрелял. Я открывала ответный огонь.
Хуже всего, я сейчас понимаю это точно, хуже всего я переносила те моменты, когда он давил с такой чудовищной силой, что Фиона, слабая, маленькая, уязвимая Фиона поднимала во мне голову и шептала мне в ухо, лучше сдайся, ты с ним не справишься, разве нам можно справиться с такой мощью?