– Ты вернешься домой?
Его голос равнодушный и просчитывающий, он смотрит сквозь меня, будто я грязная, не хочет зацепиться ни словом, ни взглядом, но спрашивает все равно.
Я качаю головой, отрицательно, я говорю себе – сейчас. Сейчас самое время.
– Я не вернусь домой.
Его выражение лица мне кажется почти больным, и он прячется, снова прячется, может быть, дело было в этом, может быть, я бы любила его больше, если бы знала, кого именно любить?
– Опрометчиво. Дома ты была бы в большей безопасности.
Разговоры о безопасности сводят меня с ума, его каменное выражение лица сводит меня с ума, теплоты, мне хотелось теплоты, он никогда не позволял маске упасть.
– В безопасности от чего, Андреас? Я живу здесь уже несколько дней и сущности не разорвали меня на куски, и за мной никто не придет, год прошел, они наверняка думают, что я давно мертва. Даже если они придут! Я больше не та безумная девочка, и это две большие разницы, понимаешь?
Андреас понимает.
Или делает вид, что понимает.
– Это из-за него? Парня, с которым ты разговаривала.
Это из-за Илая? Действительно, это из-за Илая? Из-за вещей, что делает одно его прикосновение или одно его слово, как он улыбается в трубку, когда я звоню ему, я говорю, что хочу в Лондон, очень хочу в Лондон и что мне страшно. И не решаюсь. Снова.
– Нет, – это знание. Я так давно ни в чем не была уверена. Я так давно не могла ничего сказать с точностью, господи: – Это не из-за него. Это из-за меня, понимаешь? Это потому что я не Фиона, потому что я не хочу притворяться, потому что мы с тобой, если разобраться, совершенно чужие люди, ты это знаешь, и я это знаю. Я не вернусь в тот дом потому что это не мой дом, он никогда не был моим. Это потому что я, повторюсь, не Фиона. Я никогда ей не была, и я должна быть честна с собой. Меня зовут Скарлетт, я – единственная наследница своей семьи. Я художник. Я медиум. Говорят, один из сильнейших. И я планирую вернуть свою жизнь назад. И никто больше не засунет меня в это беспомощное состояние, ни ты со своими разговорами о безопасности, ни моя мать с ее комфортабельными условиями очередного монастыря. Мне не нужна защита и мне жаль, чертовски жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы это осознать. Ты все еще человек, который спас мою жизнь. И я благодарна тебе за это. Но у меня одна жизнь, и я не могу принести ее в жертву безопасному состоянию под личиной Фионы. Я не хочу.
Он хмурится, и я, кажется, никогда его таким не видела, таким злым, мне на секунду страшно – черт, в эту минуту я по-настоящему его боюсь. Андреас и его порушенные планы вместе составляют ужасающую картину.
– Думаешь, он сможет уберечь тебя? От твоих призраков? От твоих страхов?
– Я. Смогу уберечь себя. В этом весь смысл, черт возьми, Андреас, послушай себя! Я для тебя всегда беспомощный ребенок, всегда немая и безногая. В этом дело, понимаешь? Ты ничего обо мне не знаешь.
Так долго я пытаюсь заслужить его одобрение. Так отчаянно долго я пытаюсь добиться понимания.
Разбиваюсь о его скалы и думаю, что продолжу разбиваться до тех пор, когда собрать меня будет уже совершенно невозможно. Я не хочу так больше. Я больше так не буду.
Мы молчим, пытаемся отдышаться, он – раздосадованный, злой, он.. И я. Я здесь. Я все еще здесь. Я боюсь, что он сомнет меня, едва увидев. Но остаюсь стоять. Я всегда буду.
– И я готова возместить все затраты на меня, серьезно. Я не представляю, чего тебе все это стоило.
