– Красивая? – заволновались воины.
– Не то слово. Богиня! Высокая и стройная, с волосами воронова крыла и глазами, что чернее южной ночи. Лицо… Такое лицо нужно видеть, господа. Знала наш язык! Она увезла Хёнгебарта с обозом сахтаръёлов, чтобы отправить его домой кораблём, по Акдо. Честно говоря, я думал, он вернётся с невестой.
– Ему была назначена в жёны младшая дочь Брюгнехорда, – негромко напомнил Конниг Тилг. – Он не мог ослушаться отца.
– Тогда вернулся бы со служанкой, – усмехнулся рассказчик.
– Та девчонка была очень гордой, – покачал головою Конниг Тилг. – Такие не годятся в служанки. Только в госпожи.
– Потому вернулся хромым и мрачным, – заключил Греленбран.
И воины засмеялись.
Голодный Зихо стоял с пикой, а мимо него то и дело сверкали нагие, обляпанные жиром тела заплаканных дочерей хозяина харчевни. Его жена пришлась не по вкусу пирующим, слишком дрябла на ощупь. Какая ж это прислуга? – руки не вытереть со вкусом о такую.
– Может, уведомим Брюгнехорда о лазутчице? – задумчиво предложил Рюггехард Токкерхард. Отодвинул пиво, вынул пергамент, развернул на столе карту. – Изменит маршрут.
– И на какой маршрут он его изменит? – насмешливо осведомился Коннинг Тилг. – Берегом нам не пройти до весны, снежно. Кони увязнут и обессилеют. Другого пути к Синеярру нет. Только озером. Я выведу острие «клина» точнёхонько к городским воротам. Я дважды проехал этот путь прошлой зимою. Озеро не так пустынно, как кажется. По льду накатаны санями три дороги от Синеярра в Плонгу. Мы пятеро поедем по средней, она самая прочная. «Клин» – за нами.
– Можно двинуться Большим Оврагом. Это крюк и долго, но…
И Рюггехард Токкерхард умолк, разглядывая карту.
Коннинг Тилг легко поймал за волосы младшую дочь хозяина, притянул к себе на колени, вытер жирную руку о её ляжки и грудь, сунул вздрагивающей девушке свой палец в рот: облизывай тщательно и нежно, выпячивая свежие губки. Затем легонько шлёпнул по голой спине – пошла прочь! – и ткнул влажным пальцем в карту:
– Ходили уже так. Вот тут, в Большом Овраге, я погубил половину своих железных бойцов. Там древний лес, он кишел лучниками. Там ямы и канавы, невозможно построиться «клином». Но мы шли летним лесом, а сейчас там ещё и непроходимые снежные заносы. Мужланы перебьют нас поодиночке среди сугробов. Брюгнехорд туда не сунется ни за что. И там река течёт по дну оврага, в Акдо.
Пожал плечами:
– Сообщи ему, если хочешь.
Насторожился:
– Мне показалось, или та дверь скрипнула? Что за нею?
– Тебе показалось, мой ясновеличественный господин, – побледнел хозяин. – Там кладовая.
Воин молча следил за каплей пота на лбу хозяина, та росла, зрела… и покатилась испуганной змейкой. Перевёл взгляд на сидящего недалеко богатыря в кольчуге, с мечом и кинжалом. Почти незаметным движением головы указал в полумрак зала, на низкую дверь в стене, плохо освещённую факелами. Богатырь ответил Тилгу движением век, ненадолго опустив их: он понял. Легко поднялся, положил руку на рукоять кинжала и молча толкнул хозяина: иди вперёд. Тот покорно поплёлся к двери, несколько замешкался у железного кольца, ввёрнутого в дубовые доски, обречённо потянул дверь на себя, открыв тёмное нутро кладовой. Воин выдернул из стены факел, сунул хозяину: ступай внутрь первым и свети.
Оба не произносили ни слова, а в зале тем временем продолжались пир и веселье.
Хозяин утёр пот рукавом рубахи и отчаянно шагнул в дверной проём, высветив факелом свиные окорока и колбасы, развешанные гирляндами вдоль узкого и длинного чрева кладовой. Дошёл до глухой стены, вернулся. На лице его блуждало растерянное облегчение.
