– Это к лучшему, – хмурый Коннинг Тилг швырнул на стол золотую монету. – Забирай деньги, усач. Вели жене и дочерям подавать нам блюда и вина. Пусть придут голыми.
Он внимательно обвёл взглядом сидящих за столом, произнося веско и медленно:
– Никто из моих благородных друзей их не тронет. Да и твоя напуганная рожа расстроила нам всякий аппетит на баб.
Воины захохотали. Снова зазвенели кубки, знаменитые всадники негромко переговаривались:
– Хёнгебарт опять пренебрёг нашим обществом? Где наш «хромой демон»?
– Я бы тоже пренебрёг нашим скотским обществом, господа. Сто пять поединков без поражений! Хёнгебарт единственный раз был повержен, Кядром, а теперь только тот бой все и вспоминают взахлёб. Имденхорду подобное безобразие надоело хуже горькой редьки. Сколько можно тыкать в глаза благородному воину его позором?
– То был не позор, а великое зрелище. Где он, наш обидчивый герой?
– Вертит мечом в каком-нибудь хлеву. С горя надеется блеснуть.
– Напрасно надеется. Кого он собрался побеждать?
– О да, некого… Когда объявили, что князь и все его дружины пали в степи, Имденхорд три дня пил беспробудно. С отчаяния. Когда мы ехали Вехтой, я навестил его тарантас. Он был в совершенно бесчувственном состоянии.
– Тарантас?
– Тарантас-то как раз был трезв. Он мог даже двигаться.
– Имденхорд?
– Тарантас.
– Ха-ха-ха!
– Прекратите смех! – грозно скомандовал Коннинг Тилг. – В осенний мор у Хёнгебарта умерли жена и все дочери. Многие из нас озаботились бы продолжением гаснущего рода и скликали бы сейчас невест со всей Вехты, зачать потомство, а Хёнгебарт идёт в поход. Он пример чести, господа, хотя с Кядром ему теперь и не сквитаться. Ничего, найдёт противника, достойного его меча. Нечего ржать.
– Не стыди нас, – тихо, но веско произнёс седеющий богатырь. – Может, Хёнгебарт как раз за новой женою и нацелился. Ему нравятся сахтаръёльские девки. Вспомни ту красотку.
– Имденхорд путался с девкой из Сахтаръёлы?! – оживились воины. – Расскажи!
– Рассказывай, Греленбран, – махнул рукою Коннинг Тилг. – Ну ничего не держится у тебя за языком…
– Это случилось давно, а мы были молоды и безрассудны. И откликнулись на призыв владыки Асотии, когда в его страну вторглось войско Слоссы. Нас было сто шесть, это весь наш былой «отряд чести», но Ледяной перевал перешли только девяносто восемь. Всё лето мы держали осаду и бились на стенах, изнемогая. Осенью к владыке Асотии подошли на выручку дружины Сахтаръёлы и у стен разгорелась битва. Местные струсили идти на вылазку, чтобы помочь сахтаръёлам. Но мы ударили слоссам в тыл. Они не ожидали от нас такой дерзости. Это была знатная битва…
– Да… – покачал головою Коннинг Тилг и впервые улыбнулся. – Мы из кожи вон лезли, чтобы показать сахтаръёлам свою удаль.
– И вы с Хёнгебартом прорвались к шатру слоссов, – продолжил рассказчик. – Мы вместе с сахтаръёлами положили головы слосских вождей к ногам владыки Асотии.
– Да, – снова улыбнулся Коннинг Тилг. – Хотя от нашего «отряда чести» и осталось только пятьдесят восемь мечей.
Все слушали в почтительной тишине.
– А девка тут при чём? – раздался голос.
– Она была при войске сахтаръёлов, – хмыкнул Греленбран. – Их воинов лечат не только уродливые бабы-калеки, «сёстры милосердия». Иногда попадаются и удивительные красотки, это невесты погибших воинов, из отчаяния они дают обет безбрачия. Хёнгебарту раскроили секирой колено, он не мог возвращаться перевалом, а мы получили хорошую награду и не хотели ждать. Его лечила как раз такая сахтаръёльская красотка. Мы диву давались: наш храбрец стал с нею покорнее ручного кролика! Глаз влюблённых не сводил.
