Сара вздохнула и улеглась одна на огромной кровати, укрывшись ватным одеялом.
Утром они отправились в Лувр и провели там несколько часов. Это был радостный день для ее родителей, как все путешествие в целом. Сара прекратила упрямиться. В Париже жила лишь одна давняя подруга матери мистера Томпсона, которая пригласила их к себе на чай на улицу Якобинцев, но не устраивала никаких шумных вечеринок, которые так претили девушке. Сара просто наслаждалась музеями, соборами, магазинами и временем, проведенным в обществе родителей.
В Довиле атмосфера стала чуть более напряженной, поскольку все друзья, к которым они заезжали, настаивали, чтобы Сара познакомилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы молодые люди заинтересовались друг другом. Молодой человек и правда проявил энтузиазм по этому поводу, а вот Саре он показался непривлекательным, невежественным и ужасно занудным. Она всячески избегала его, как и двух братьев, которых ей навязывали в Биаррице, а еще чьего-то внука в Каннах, не говоря уже о двух «очаровательных» молодых людях, представленных ей друзьями в Монте-Карло. К концу отдыха на Ривьере Сара пребывала в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.
– Тебе понравилась Ривьера, дорогая? – невинно поинтересовалась Виктория, пока они паковали вещи в преддверии переезда в Лондон.
– Нет! Вообще не в моем духе! – выпалила Сара.
– Правда? – удивилась мать, которая считала, что дочь отлично проводит время. Они гостили на нескольких яхтах, много времени провели на побережье и посетили несколько замечательных вечеринок. – Как жаль.
– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, мама. – Сара посмотрела на Викторию в упор и отложила белую блузку, которую упаковывала. – Я приехала в Европу не за тем, чтобы найти очередного мужа. Хочу напомнить, что до ноября я официально замужем. Более того, я вообще не хочу больше замуж. Я устала от того, что все ваши знакомые пытаются навязать мне своих идиотских сынков, недорослей-внуков или умственно отсталых кузенов. Пока что я не встретила мужчину, с которым просто можно побеседовать, не говоря уж о том, чтобы провести с ним хотя бы час. Мне не нужны мужчины, и я не хочу, чтобы меня таскали по всей Европе, демонстрируя потенциальным женихам как какую-то застенчивую девушку, отчаянно ищущую себе мужа. Это ясно? – Ошарашенная Виктория кивнула. – Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я уже была замужем?
Виктория покачала головой:
– Не думаю.
– Может, стоит сказать. Уверена, их щенячий восторг поубавился бы и они перестали бы подсовывать своих глупых родственников, если бы знали, что я разведена.
– Это не преступление, Сара, – тихо возразила мать, отлично понимая, как Сара относится к разводу. Для нее развод был преступлением, смертным грехом, за который она не могла себя простить и не ожидала, что ее простят другие.
– Но и гордиться тут явно нечем. Большинство людей вряд ли сочтут это плюсом в биографии.
– Я не считаю развод преимуществом, но это не катастрофа. Ты познакомишься с людьми, которые узнают о твоем разводе, но не станут осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с теми, кто не знает, если сочтешь нужным.
– Похоже на заразное заболевание. Больной обязан предупредить здоровых.
– Разумеется, нет. Только если ты захочешь.
– А может, мне стоит нанести клеймо?! Ну, знаешь, как прокаженной. – Она говорила со злостью, горечью и грустью, поскольку устала, что ей подбирают в пару молодых парней, которые не испытывают к ней никакой симпатии, зато готовы одежду сорвать. – Ты знаешь, что учудил родственник Сент-Жилей в Довиле? Украл мою одежду, пока я переодевалась, а потом вломился и пытался сорвать с меня полотенце. Его это забавляло.
