Спустя минуту учитель говорит.
— Вытри глаза, мальчик, — отцу и деду не понравится, если они это увидят.
Мальчик вытирает глаза рукавом.
— Это нечестно, — говорит он.
— Мир вообще несправедлив, Гарри, -- говорит учитель, — и это благо для тебя, потому что ты будущий дракон, а это само по себе большая несправедливость по отношению ко всем остальным, поскольку драконы владеют всем в этом мире.
— Я уже не хочу быть драконом, — говорит Гарри.
И тут он видит, как двери комнаты для аудиенций распахиваются и оттуда торопливой походкой выходит отец.
Он останавливается и что-то быстро говорит деду, а затем ускоряя шаг, направляется к выходу на улицу.
Гарри вскакивает на ноги и бежит через весь зал, стараясь не поскользнуться на скользком полу, и когда мальчик добегает до выхода, он видит только устремляющийся в небо силуэт дракона, все быстрее и быстрее набирающий высоту.
— Папа! — кричит мальчик на бегу, пытаясь перекричать поднявшийся ветер, — но все бесполезно, отец не слышит его, он уже высоко в небе.
23. Глава 23
Он не нарушает тишину, но по его глазам я вижу, что он хочет сказать что-то, но либо не решается, либо что-то останавливает его.
Этот взгляд длится еще мгновение, а потом он отводит глаза.
— Он дал мне одну неделю, — говорю я, — сказал, что если я не вернусь к нему, он не позволит мне видеться с сыном.
Не знаю, зачем я откровенничаю с Лазарусом, но в эту минуту мне кажется, это совершенно естественным. Я почему-то чувствую, что этому новому Лазарусу я могу довериться даже больше, чем тому мальчику, которого я знала.
Очень странное чувство вдруг посещает меня, словно эта встреча освобождает меня в каком-то смысле, позволяя мне немного расслабиться и выдохнуть. Довериться хоть кому-то сейчас — это огромное благо и словно бы лекарство.
— Наглый дракон слишком много на себя берет, — говорит Лазарус изменившимся тоном. Теперь в его голосе нет и намека на ту горечь и боль, которая звучала в нем минуту назад, лишь сосредоточенное упорство и нотки злости.
— Так было всегда, — говорю я.
— Драконы думают, что им подвластно все, что дракон может нарушать закон как угодно и не понесет никакого наказания. Но я тебя уверяю, Лилит, скоро этому придет конец. И, боюсь, для Гая Пауэрса это может стать большой неожиданностью.
— Как можно заставить дракона делать то, чего он делать не желает? — спрашиваю я, — они стоят над законом, у них слишком много влияния и силы.
— Твой отец попросил меня за тебя, — говорит Лазарус сдержанно и деловито, — и поверь мне, процесс уже запущен. Даже если ты решишь вернуться к нему после всего этого, ему придется заплатить за причиненный ущерб, как тот, что он причинил твоему отцу, так и этому заведению. Он перешел все возможные границы.
— Я не собираюсь возвращаться, — оскорбленно говорю я и ощущаю, что в моем тоне чуть больше чувств, чем я хотела показать Лазу.
Лазарус только смотрит на меня, не говоря ничего, словно бы оценивая мою решимость.
— Даже если сына не удастся вернуть? — испытующе спрашивает он.
— Не удастся? — спрашиваю я, и сердце мое падает от одной мысли об этом.
Лазарус вздыхает.
— Я сделаю все, что могу. Закон встанет на твою сторону, но в данном случае силу применить не получится. Он скорее всего попросту сможет откупиться.
Я закрываю лицо руками и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.
Он мягко касается моего плеча.
— Лил, — говорит он, и я чувствую невероятное тепло в его голосе, — твой отец рассказал мне все. Я знаю, что ты любишь этого дракона. Это разбило мне сердце тогда, и разбивает сейчас. Но поверь мне, я сделаю для тебя все, что смогу. Ты можешь положиться на меня.
