Толпа гудела. Далст печально смотрел на Мавринику. От неё он принял бы любой вердикт. Если она скажет, что не верит ему, он и сам подумает, что врёт. Но она сказала:
– Он должен жить.
Дождавшись этого, встал Каир, бывший муж Мавриники, и произнёс:
– Далст – этот парень навсегда останется с клеймом прокажённого. Что это за правосудие? Вроде бы решили, что он виновен, великодушие Мавриники спасает его от смерти. Ведь у него абсолютно не было повода к нападению на неё. Если б он был пьян и не разбирал, что делает, то не стал бы тащить её в заброшенную кузницу, а издевался бы прямо в рощице, где иногда ходят люди. Если вы скажете, что он был обижен на весь мир, так как у него не было девушки, то тогда вас всех можно обвинить в чём угодно: Бахия на Лата, что тот старше, Лат на Бахию, что тот младше, Дувин на Дувмата, что у того детей больше, мальчишка Горел на меня, что я говорю, а ему слова не дают, Ченц на Сипелькау, что та женщина и так далее.
– А у кого был повод? – перебил Дувин.
– Например, вы могли подумать, что хотя бы у меня, так как мы расстались с ней не на самой дружественной ноте, – подставлял свою голову Каир, – или тот же Ченц, она ведь бросила его. Пладан-гигант тоже, помнится, был расстроен тем, что она отшила его. Он жаловался мне. Но Пладан не при делах, я на ярмарке был с ним. И, кстати, когда мы под утро возвращались домой, то я встретил Ченца. Он налетел на нас с разбегу.
Тут решил высказаться Далст:
– Я вспомнил, когда я искал кольцо на площади, то меня видел же Ченц. Он пробегал мимо, а я ещё сказал: «Не беги, к утру успеешь», – а он брякнул: «Да, отвали ты», – и побежал дальше. Я помню его днём на ярмарке, он возле меня крутился, а потом весь вечер я его не видел.
Тогда закричал Ченц:
– Ты чего там выдумываешь? Я, может, тебя тоже вечером на ярмарке не видел, а ночью, откуда я знаю, кольцо ты искал или потерял.
– Значит, ты его видел ночью? – спросил Дувин, – но почему, когда спросили всех: «Видели ли Далста той ночью?» – ты молчал?
– Причём тут я? – вопил Ченц, – кольцо его нашли, а не моё. Я, вообще, не вхожу в состав этих долбанных макечи. И их побрякушек не таскаю.
Вдруг начал говорить малолетний Горел:
– Эй, вы ж мне, точно, в ту ярмарку показывали, небось, забыли, перстенёк с жёлтым камушком, как у макечи. Вы ж показывали. Откуда оно у Вас?
– Тебя спрашивали? – грубил Ченц, – просто кольцо. Я не помню, откуда взял его и куда дел.
Дувин, обращаясь к Горелу, спрашивал:
– А ты не помнишь, как выглядело кольцо?
– Помню, – ответил Горел, – так же, как то, которое у вас дядя в руках, только пальцев ваших, сжимающих кольцо там не было.
Толпа начала возмущаться. Ченц, чувствуя напряжение, закричал:
– Посмотрите на этого уродца, – он показал на Далста, – зачем такие живут? Убить его и дело с концами, а она, эта Мавриника, получила своё, я считаю.
Вдруг Ченц увидел, что братья Мавриники направляются к нему. Он быстро сориентировался и побежал. Он укрылся в той самой заброшенной кузнице. Забежал и закрыл дверь прямо перед носом у Каира, самого быстрого бегуна Пусторы. Стенат подбежал следом и, не дожидаясь помощи громилы Пладана или Лата, он вышиб дверь. Стенат вошёл, за ним Каир и все остальные. Перед ними лежало стонущее тело Ченца, проткнутое железным прутом. Видимо, с разбегу он налетел на него. Через час он умер.
На площади остались двое. Далст и Мавриника. Все остальные наблюдали смерть Ченца. Мавриника виновато говорила:
