– Не понимаю, о чем речь, – повернулась к нему в профиль, рассматривая книжный шкаф.
– Хватит строить из себя недотрогу, Красовская! – рявкнул он. – Мы оба знаем, что это была ты!
Интуиция подсказала – сейчас лучше не спорить. От декана так и фонило раздражением. Еще немного, и пассивная агрессия перейдёт в активную.
– Ах, вы о ТОМ телефонном разговоре... – я распустила хвост и небрежно махнула рукой, убирая прядь с лица. – Сущая ерунда. Ничего особенного.
Кажется, тут онемел уже сам Верстовский.
– То есть, для тебя это норма?!
– Я просто перепутала голоса, – терпело, как маленькому ребёнку, разъяснила я, не забыв подкрепить объяснения снисходительным взглядом. – И потому имела место та досадная… неприятность. Не думала, что вы примете ее так близко к сердцу!
– То есть, ты звонила не мне? – голос декана еле заметно дрогнул.
– Чего?! – я выпрямилась от удивления. – Само собой, не вам!
Вениамин Эдуардович стойко перенес удар.
– И ты даже не хочешь извиниться?
– Зачем? – каюсь, тут меня уже немного понесло. И да, хорошо было бы промолчать, вот только сделать это ну никак не получается. – Мне показалось, вам понравилось…
Верстовского надо было видеть. Он будто бы съел жабу. Я тоже замерла, с любопытством наблюдая за его лицом и ожидая, чем завершится его набухающее гневом и негодованием молчание.
– Мне понравилось, – выдавил он. – Так понравилось, что без последствий я это точно не оставлю. Ни стыда, ни совести у тебя нет, Красовская!
Я встала и без предупреждения направилась к двери. Конструктивностью в нашем диалоге уже и не пахло, а вот упреков, обвинений и запугивания было предостаточно.
– Я тебя еще не отпускал!
– Вы вызвали меня не как декан, а как частное лицо, значит, я могу уйти, когда сама пожелаю.
– Неужели ты совсем не боишься, что весь университет окажется в курсе твоей распутности? – спросил он вкрадчиво и в то же время изумленно.
– Нет. Потому что тогда он узнает кое-что и о вас. – Я выдержала драматическую паузу и обернулась.
– О чем же? – Вениамин сузил глаза.
– О трусиках в стиле танцовщиц девятнадцатого века. Тех, о которых вы так страстно мечтаете…
Верстовский ничего не ответил. Я не стала дожидаться реакции на свое шокирующее заявление и выскочила из кабинета, после чего обессилено привалилась к двери.
Кажется, я только что развязала войну.
8. 8. Отец моего парня - маньяк!
Сойди с седла, мой милый, поскорее
К стволу уздою привяжи коня!
Меня порадуй милостью своею
И сотни тайн узнаешь от меня.
Приди и сядь, здесь не таятся змеи…
Я докажу, как целовать умею!
(“Венера и Адонис”, У. Шекспир)
Как ни странно, но спала я после такого эмоционального дня преспокойно. Мне было настолько хорошо в объятиях Морфея, что созрело решение больше никогда не покидать постели. Я оборвала первый и второй будильники. Третьего не существовало. Поплотнее закуталась в одеяло – отопление еще не включили, а промерзала наша "сталинка" почти моментально – и приготовилась покинуть реальный мир, который был ко мне слишком жесток. Но через пять минут заглянула мама.
– Марго, ты почему до сих пор не встала? У вас отменилась пара?
– Можно и так сказать, – проворчала я, натягивая на голову одеяло, которое, впрочем, тут же сдернули обратно.
– Не поняла. Ты что, решила прогулять?!
– Именно, – снова потянула край одеяла, пытаясь отобрать у матери вожделенный кусок ткани. – Дай поспать!
Но справиться с родительницей, бодрой, уже позавтракавшей и полной сил, было нереально. Чуть поборовшись с сонной дочерью, она стащила с кровати одеяло и кинула его на кресло.
