Теряя словъ неодобрительную славу.
Попали въ звуки, отпустивъ облаву,
Другъ другу размѣнявъ количество каратъ
Вселенной, грязи для алмазовъ не имѣя…
Да, быть можетъ, въ руки ты брала иное,
Когда друзья твои сошли сюда
Изъ театральныхъ возгласовъ толпы.
Но ужъ наряжены на церемонію клопы,
Не избѣжавшіе безцеремоннаго суда.
Тебѣ отдалъ я самое родное.
Ты этого хотѣла! Камнемъ по стеклу.
Я знаю. Изъ пальцевъ росъ скрѣпляющій подарокъ.
Не обманись, страницы соблазняя сокомъ.
Мы къ дому безымянному сидѣли лѣвымъ бокомъ,
Къ камнямъ склоняя ленты марокъ.
Сейчасъ я ихъ костромъ пронзаю.
Ну а въ посланіи межъ историческихъ,
Однообразно заколоченныхъ просторовъ,
Слѣды мои недавніе стирали.
Оконъ потухшихъ рамы насъ вѣнчали,
Собака та средь нашихъ разговоровъ
Рукоплескала въ судорогахъ прозаическихъ…
На нашемъ склонѣ я узналъ про то,
Что восемь мѣсяцевъ назадъ убилъ.
И вотъ онъ, повернулся небосводъ
Отъ старыхъ плитъ до ряда нотъ;
Недолго въ этотъ разъ себя корилъ,
Отказываясь отъ прекраснаго «Вогсіеаих».
И деванагари на кожи платьѣ
Расшифровали на подходѣ къ голубому
Со стороны не выросшихъ у девяти.
Часамъ за балъ ты щедро заплати.
Скажи про мой обрядъ ты по-другому,
Черпая предсказанья ясныя объятья.
А послѣ двухъ, тобою тронутыхъ, подъ кожей;
Окончивъ апельсиновымъ по цвѣту на горѣ
Заданій, сложенныхъ невозвратимымъ,
Дала имѣть ступеней смѣхъ необратимый
Въ ушедшемъ лѣтней той порѣ.
И ты свѣтилась. Я, наивный, тоже.
Такъ странно было разставаться… Три доски
Держали поѣзда черезъ кварталъ.
Гдѣ ты? Гдѣ боли увядающее жало?
Здѣсь время смерть свою опережало,
Смѣщая въ зелень искореженный металлъ
И книгъ печальныхъ завершенные мазки.
Сложили даты – поцѣлуй по новому лекалу;
Закрыли дверь – гудокъ длиною въ шумъ.
Когда раскроется японскій вѣеръ?
Я самъ себѣ на этомъ мѣстѣ буду вѣренъ
И вновь объ этомъ ***ою пишу,
Но мнѣ пока сего безумно мало.
