Дурак на красивом холме - страница 31
Арсиноя подняла голову и, слегка сдвинув брови, посмотрела на меня. Глаза были чистые и ясные. Непохожа она была на сестру злодея. Впрочем, и у шекспировской Джульетты брат тоже был далеко не ангел.
– Я бы осталась. Сама соскучилась по дому, но мои друзья не поймут…
Она кивнула в сторону лагеря:
– Я ведь у них вроде проводника.
– Они все из Санкта?
– Да. Ищут духовного обновления. Увлекаются буддизмом.
– Так это вам надо на Байкал, в Бурятию. На Алтае ведь шаманизм.
– Знаю. Но без Горного Алтая никак нельзя – многие думают, что именно здесь находятся ключи к сокровенным знаниям о смысле жизни…
Тут выражение ее лица несколько изменилось – она смотрела мимо меня.
– Это она?
Я оглянулся. С суровым лицом и вёдрами в руках к роднику шла Вероника.
Мне стало совестно – я забыл о своих обязанностях. Людмила, заметив моё замешательство, сказала, что больше задерживать не будет. Но если у меня есть желание продолжить общение, я могу в любой момент подойти к их костру. Спутники её все люди положительные и общительные, и я, конечно, буду им интересен. Я пообещал, что непременно приду.
Я поспешил к роднику. Вероника молчала и демонстративно на меня не смотрела. Весь вид её показывал презрение к мужскому сословию – дескать, все вы кобели и общаться с вами нет никакого интереса.
Я хотел ей напомнить о действующих на нашей территории принципах свободы и невмешательства, но она, резко повернувшись, и расплескивая воду на бронзовые ноги, заторопилась от меня к дому.
Огорчённый и одновременно вдохновлённый, я побежал к озеру в надежде, что волшебная вода его вернёт мне ощущение гармонии и приведёт противоречивость чувств к общему знаменателю.
Прохладная животворящая вода в сочетании с новыми токами, забурлившими в моей душе, способствовали необыкновенному приливу сил, которые я направил на ранее нелюбимую работу по наведению чистоты и порядка. Кроме того, если не в первую очередь, хотелось реабилитироваться в глазах Вероники, Странно, но я испытывал перед ней чувство вины, несмотря на то, что она сама меня к себе не подпускала.
Весь день я крутился по наведению порядка и чистоты в нашем доме и во дворе: прибрал и разложил красиво весь развороченный нами лесоматериал, собрал щепки, стружку и опилки в разные мешки, по-хозяйски заявив, что всё это пригодится и попусту сжигать не следует. А вот прочий пластиковый мусор и всякую ненужную ветошь сжигал беспощадно.
В доме оказалось меньше работы – всё таки эта была епархия Вероники.
Тогда я включился в стирку. Перестирал всю рабочую одежду, предварительно зашив все рваные места.
Однако лёд в синих глазах Вероники не таял – она только недобро усмехалась.
А когда я помогал ей развешивать мокрые шторы на окнах, поддерживая старую расхлябанную стремянку, дабы она не упала и схватил её за ногу выше колена, когда она резко и неожиданно покачнулась, гордая девушка вместо благодарности стеганула меня, будто ожгла, частью недовешенной шторы по левому уху!
Это было уже чересчур! Я рассвирепел: подхватил её за ноги, опрокинул себе на плечо и потащил как перегнутый ковёр в спальню. Она не стала сопротивляться, только сказала, чтобы срываемые в нервенности одежды не бросал на невымытый пол…
Вечером того же трудного дня Вероника сама изъявила желание прогуляться вместе по бережку и проведать туристов. Прежде того она на целый час закрылась в спальне, которую по своей склонности экспроприировать всё, что ей нравится, давно превратила в свой собственный будуар, заставив нас перенести туда трельяж и шифоньер. Бывшая жена сплавила мне почти всю мебель как морально устаревшую, но меня она пока что вполне устраивала.