Багажник «Москвича» как место для транспортировки я сразу отверг – там явственно припахивало когда-то разлитым бензином, что категорически нежелательно для тонко чувствующих пчел. Внутри салона поместились только обклеенные корой ловушки. «Стало быть, так нужно богу!» – сказал Пафнутий.
Пришла пора ехать. Пафнутий отправился за водителем, а я к Веронике – попрощаться. «И каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг!» Интересно, могу ли я назвать Веронику любимой?
Она сидела на лужайке перед вынесенной из птичника клеткой, в которую для солнечного облучения были пересажены бойкие цыплята. Рядом по зеленой травке гуляли желтые пушистые гусята.
Я положил ей руку на голое горячее плечо, испытывая реакцию. Реакция оказалась положительной. Она потерлась щекой о мою руку. Я молча поцеловал ее в доступное ушко и пошел, оставив объяснения на Пафнутия.
Нельзя было рассусоливаться на нежности, да и влекущее тело Вероники отвлекало от делового, почти боевого настроения. Вылазка могла оказаться рисковой, поэтому я решил взять с собой известную палку бо. Кроме того, она предполагалась и как коромысло для ловушек, оснащенных для более удобной транспортировки петлями.
Андрей ждал в кабине. Пафнутий сунул мне напоследок моток шпагата и складной ножик. Чтобы я делал без него? Придумывал бы потом всякие хитроумные способы закрепления ловушек и истратил бы на это массу времени, нервов и сил!
Машина сначала спустилась к дамбе, потом поехала направо по заросшей грунтовке в направлении живописной возвышенности, по крутому склону которой поднималась желтая супесная дорога. С левой стороны от нас вилась речка Светлая, поросшая тростником и рогозом, а справа висели глинистые обрывы, перемежающиеся с пологими склонами холмов и сильно заросшими лощинами.
– Смотри! – тыркнул меня в бок Андрей. Справа, с заячьей скоростью от нас резво помчался буровато-рыжий зверек. Я не сразу понял, что это сурок.
– Какой он стройный! Под зайца косит!
– Ну так ведь весна – жиры за зимнюю спячку сгорели!
– Уже лето наступило – какая весна?!
– Для них ещё весна. Они поздно начинают пастись.
– Всё равно, худоватый. Травы-то полно!
– На одной траве шибко не растолстеешь. Злаки нужны и разные плоды.
Бугор, к которому бежал вспугнутый байбак, был испещрен норками, у которых столбиками торчали его собратья, с детским любопытством наблюдавшие за нашей машиной.
– Какие они доверчивые! Дурики.
– Да… Они такие… – с непонятной грустью сказал Андрей. Немного помолчав, продолжил. – Я имел подлость убить как-то одного молодого глупого сурка. Дело было в августе. Взял как обычно путевку на болотную дичь, а сам отправился в заветные утиные места. Сам знаешь, я не толстовский помещик Левин, чтобы выпендриваться с бекасами, а потому стрелял исподтишка полновесных зерновых крякашей.
Однако в этот день не повезло. Когда я пришел на свои места, там уже паслись егеря с какими-то солидными дядьками. Видимо, предполагалось устроить сафари для власть предержащих.
Пришлось в дикой досаде потихоньку ретироваться. Уже на подходе к деревне слышу свистит кто-то, да так красиво!
Поискал глазами – вижу стоит на бугре молодой байбак – как тенор на сцене, вытянулся столбиком и лапки к груди прижал, будто Ленский, когда поёт: «Я люблю вас, я люблю вас Ольга!»
Мне бы, дураку, полюбоваться им, отдать дань мастерству, да и топать дальше своей дорогой!
