Этот прогон отличался от двух предыдущих: много лет назад в нем стоял дом дяди Лени Кочетова. Хозяин дома любил выпить, поэтому каждый вечер за картами у него собирались веселые и шумные компании. В один из таких вечеров сын дяди Лени вышел с друзьями покурить и бросил окурок на двор, где стоял большой скирд сена. Из искры возгорелось пламя, и начался пожар такой силы, что огонь по воздуху перелетал в сад прабабушки. Все остались живы, но дом дяди Лени превратился в пепелище.
Новый дом, на строительство которого Кочетовы получили от колхоза компенсацию кирпичами, построили напротив единственного деревенского колодца. Дед вспоминал, что прежде там стоял Дом колхозника, а в дореволюционные времена была мануфактура, где занимались выделыванием деревянных перодержателей.
К моему детству в третьем прогоне не осталось ничего, что напоминало бы о старом доме дяди Лени: ветер колыхал тимофеевку, по одну сторону торчал наш собственный забор, а по другую виднелись серые слеги забора Большого Лехи, у которого постоянно голосил радиоприемник:
Обгоняя безумие ветров хмельных,
Эскадрон моих мыслей шальных…
Никому меня не удержать,
Мои мысли умчат меня вдаль!
***
И вот неожиданно по периметру третьего прогона кто-то незнакомый вкопал в землю новенькие железные столбы, окрашенные небесно-голубой краской. Вид этих столбов отличался от всех знакомых мне в деревне заборов. Между столбами еще не успели натянуть сетку, потому издалека они походили на трубы таинственного подземного завода, из которых вот-вот повалит дым. Я взял один из своих любимых молотков и отправился проверить, что за неизвестные сооружения выросли на границе нашего участка.
При ударе по столбам звук получался глухой, но мелодичный. Я продолжал стучать и слушать, как звон уносится к облакам.
Тут появился незнакомый мальчик и недовольно спросил:
– Ты почему стучишь по моим столбам?
– Я здесь рядом живу, – попытался объяснить я, не прекращая своего занятия.
– А мы здесь тоже теперь живем! – ответил он, слегка картавя.
– Как тебя зовут? – поинтересовался я.
– Костя, а тебя?
– Меня Андрей, – сообщил я, опуская молоток и решая, что уже вдоволь настучался.
Костик смерил меня взглядом и задал вопрос, который казался простым, но в детстве среди мальчиков играл едва ли не важнейшую роль:
– А сколько тебе лет?
– Пять, – выпалил я.
– И мне тоже пять, – незнакомец немного помолчал и продолжил, – но в августе исполнится шесть.
– Понятно, – сказал я и вновь замолотил по столбам Костика. Мне шесть лет должно было исполниться только следующей зимой.
Костик отличался от прочих жителей деревни не только забором. Большая часть местных обитала на участках с послевоенными одноэтажными домами, доставшимися им от родственников, а у него белорусские рабочие с нуля возвели большущий двухэтажный дом.
Еще в прогоне появились синий вагончик, похожий на укороченную версию тех, что ездят по московскому метро, и сварной металлический гараж, где отец Костика хранил инструменты.
Семья у Костика была большой: кроме папы и мамы, было две бабушки и маленькая сестренка Саша. Она еще толком не научилась говорить, но все кругом уже кивали головами и судачили, что девочка будет с характером. Значения этих слов я до конца не понимал, но мне они сразу не понравились. Мне казалось, что с девчонок вполне хватит и того, что с ними нельзя драться…
Костик был интересным собеседником, но это не мешало нам постоянно ссориться и выяснять, у кого теперь в деревне третий дом, что больше – триллиард или секстиллион, и, конечно, кто из нас главнее и круче.
