– Что сморщился-то так? – ухмылялась бабушка, когда я гримасой продемонстрировал свое отношение к пирогам с луком и грибами.
Хорошо мне было сидеть на скрипящем старом стуле и, прихлебывая чай из памятной кружки с колхозником Макаровым, слушать рассказы бабушки. Еще лучше – выйти на улицу, сесть перед домом на огромную зеленую скамейку под липой и смотреть, как мимо по бетонной дороге проносятся машины дачников. В клубах пыли медленно плелся домой Степаныч, пролетал на велосипеде кто-то из старших ребят, а за спиной пощелкивал секатор бабы Раи: она выпалывала сорняки в клубнике.
***
По праздникам в деревне всегда гуляли веселее, чем в городе. У дяди Лени толпы народа собирались едва ли не каждый выходной, громко и широко отмечали дни рождения наши ближайшие соседи Алексеевы. Множество гостей на праздниках собиралось и у нас: до разлада с Колей все сидели на новой терраске, выпивали, пели песни, а иногда и пускались в пляс.
– Не надо печалиться, вся жизнь впереди, вся жизнь впереди, надейся и жди! – выводил козлетоном Коля.
В такие дни у каждого дома был припаркован целый автопарк: «Жигули», «Запорожцы», «Москвичи», а порой приезжали «Эмки» и нечто похожее на «Виллисы» военных лет.
За одним столом сходились родственники из ближайших деревень, городская родня и люди, никогда друг друга не видевшие. Детям в такие моменты частенько дарились игрушки и выдавались суммы «на Сникерс». Под вечер подвыпившие мужики с удовольствием играли в мяч под липами с молодыми.
В детстве я любил семейные праздники за особенную атмосферу радости, воцарявшуюся в доме. Не принимая участия в веселье взрослых, мне нравилось наблюдать, как все сидят за одним столом и отдыхают. Казалось, что в такие моменты счастья в доме прибавлялось.
Так и проходило мое детство в «Доме образцового содержания».
Но еще, конечно, были друзья…
В Дураковке насчитывалось три прогона – так в деревне называли пустые пространства между домами. Официально считалось, что все они выполняют противопожарную функцию, но для меня каждый из прогонов таил в себе гораздо больше.
Первый прогон находился между домами Алексеевых и Гуся. Трава там почти всегда была вытоптана: каждый день утром и вечером дядя Леня проводил через прогон единственную деревенскую корову, протяжно командуя ей: «Стоять! Идти!» Корова меланхолично брела вперед, брякала тяжелой цепью и оставляла «мины-ловушки».
В ответвлении этого прогона старшее поколение деревенских ребят обустроило шалаш, куда тайком от взрослых бегало курить и целоваться. Мы же постоянно играли в прогоне в войну. Со стороны Алексеевых у подножия столетней липы валялся деревянный короб, который мы использовали в качестве дота, а в шалаше старших обычно окапывался снайпер, которого крайне трудно было оттуда выбить. На крайний случай из прогона всегда можно было отступить к полю: там у проселочной дороги росла высоченная трава.
Второй деревенский прогон располагался почти напротив первого – между домами дяди Лени и покосившимся обиталищем Паука. Пространство это, выгороженное высушенными на солнце досками, выводило на дальние зада, куда мне в первое время ходить запрещалось. Прогон у дяди Лени закрывался воротами, которые, впрочем, всегда стояли открытыми. Этот прогон считался в деревне самым официальным и просматривался со всех сторон.
Был в деревне и третий прогон – между нашим домом и Большим Лешей. Пройдя сквозь него, можно было выйти к единственному пруду на ближних задах. Пруд этот все называли маленьким, хотя полдеревни ходило на него рыбачить: там всегда водились карасики и бычки.
