В кольце стены, кое-где напоминающей руины, покоился парк, окружающий клинику; он был полузаброшен, полузапущен, а это значит, что цветы цвели не только на клумбах, но и между выщербленных плиток аллеек, в фонтане плавали островки ряски и не только рыбки, но и лягушки, опавшую листву не убирали, ее уносил ветер, а что не унес, становилось к весне перегноем.
Туш и Грета катили по аллее, спотыкаясь на выбоинах.
– А что за имя у тебя такое? Никогда не встречала? —Грета кинула на него взгляд и отметила, что лицо его затянуто облаком, а мутные серо-голубые глаза его вытаращены и прикованы к одной только ему видимой точке.
– Тушенку… всегда любил тушенку в банках. На днр свой звал…
– На что?
– Ну, на динь-дон день рождения свой… Тушенкой стол накрыл, ну и картошкой. А вместо торта натушил фрукты в жженом сахаре. Меня и стали звать Тушенкой.
– А имя-то как?
– Туш, – моргнул Туш.
– Да? Расскажи мне про себя, – смирилась Грета. – Я вот была наездницей в цирке. Сальто мортале, бишь смертельный прыжок на скаку делала. А оступилась на ступеньке, может, на пластмассовой бусине; откуда она там взялась?! И теперь огни цирка для меня погасли. Надеюсь, временно. Хотя известно, что ничего нет более постоянного, чем временное. С таким переломом да металлоломом в костях я только билетершей могу быть или номера объявлять. Хотя цирк переводят на те же рельсы, что и станции в метро: все объявления делает автомат. А ты? Ты как угодил в эту прихожую морга?
– Моргарета… Ты не знаешь главного… – облако с лица Туша, сползло, муть в глазах рассосалась, – главного про себя.
– А ты, значит, знаешь? – казнила его иронией Грета.
– Помолчи. Меня уже казнили… когда я был прапорщиком. Знал я девушку… из Рязани, лохотронщицу, она меня развести хотела на улице… – потер виски, – из бывших немцев она. А я увидел ее и был согласен на все… Мы с ней… нет, ничего… В кафе ходили. Я пригласил. Цветы ей… У меня был от прабабки графини медальон золотой, а цветы на нем из самоцветов выложены. Все, что осталось от нашего дворянства, да еще запись в Гербовой книге… я на третий день отдал ей, лохотронщице… знал точно, мне вернется… сказал, это приданое к моему сердцу… оно уже твоё. А ждет меня повышение и жилплощадь, я ж фсбешник. А она: дай три дня подумать… Через день был теракт на Рижском, аврал… Нас бросили в этот апокалипсис… Куски тел на асфальте. Наступил на что-то, поднял ногу – а там медальон… мой. У-у-у! Ходил потом на опознание в прихожую морга… Некому ж было, она ж из Рязани аж…
– О, боги! Прости меня, Туш! Все рядом, Рижский вокзал и цирк на Цветном… Я помню этот теракт… Как ее звали, твою рязанскую княжну?
– Туш! – долетел до них радостный крик.
Они оглянулись: к ним на пятой скорости бежала санитарка из молдаванок:
– Тебе ж на сеанс фзт! – в ушах ее были наушники на белом проводе, уходившем в карман.
Мутное облако снова заволокло лицо Туша, он втянул голову, взгляд потух и потупился:
– Хочу пописа
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
