Судьбу искала красную и вольную,
Цвела, кружилась девкой фестивальною,
А после бабой горилась недольною:
В любови лишней, в счастии – опальною.
Но в суете, в метаньях невзаправдашних,
В пылу надежд, в дурмане словопрения
Ждало спасенье – матушкин запазушник
Прощеного, крещеного терпения.
Не понимая жизнь мою качельную,
Склонялась мама над судьбою-зыбкою
И снова песню пела колыбельную:
«На что и мать, коль неча дать», – с улыбкою.
А я-то…
И поныне платят бедами
Порывы дней бездумных, юных, радужных,
Когда каменья зла, сама не ведая,
Бросала в теплый матушкин запазушник.
Простится ли вина моя постылая?
Душа и вечность – все мое имение…
Простит ли мать?
Давно простила милая –
На жизнь вперед, на вечное терпение.
Школа № 56 находилась далеко, в том самом поселке с лучезарным названием Отрада, где мы когда-то снимали комнату. Долгое время казалось, что именно про эту Отраду взрослые поют в застольях: «Живет моя отрада в высоком терему…». Терем в Отраде был выше некуда: старинный Свято-Никитский православный храм. Имя церкви я, конечно, позже узнала. А тогда – церковь да церковь.
В первосентябрьский день, вернувшись из школы, я с ходу сбросила у порога сандалии и как была – в школьном платье и белом, в оборочках, праздничном фартуке – повалилась на диван со словами:
– Ах, как я устала! (Совсем как мама…)
Краем глаза я следила за братом: он молча, с уважительным интересом смотрел на меня. Довольная этим почтительным вниманием, я сказала:
– Вот отдохну, буду варить…
И действительно, наварила самой любимой еды – картошки в мундире, благо керогазом пользоваться уже умела.
По пути в школу мне нравилось на бегу стучать в ставни и калитки, вызывать девчонок: Валю Шупикову, Юлю Аристову, Розу Файзулину, Ларису Киктеву, Свету Задорожневу, Ларису Кузьминскую. Наш классный староста Славик Волошин присоединялся к нам самым последним, и такой вот шумливой ватагой мы влетали в школьный двор с огромными деревьями (они живы по сей день), с турниками и спортивными бревнами во дворе, с футбольным, никогда не пустующим полем: здесь и мне довелось в воротах постоять, повратарить.
Позже, в восьмидесятые годы, школа переехала в самый центр Кировского района, в старом же здании, где сразу после войны был госпиталь для немецких военнопленных, а потом располагался комбинат бытовых услуг, а потом еще что-то, теперь находится «новорусская» фирма.
Почти каждый год в мае мы встречаемся на школьном дворе, греемся на солнышке, вспоминаем. Как-то зашли в наш бывший класс: там нынче склад, а когда-то стояли парты, моя – во втором ряду. На окошке цвели герани, в стенном шкафу хранились книги и наглядные пособия, всякие-разные школьные нужности. Доска казалась огромной, как наша будущая жизнь. Здесь проходили первые школьные уроки, которые вела Татьяна Кирилловна Баранова-Белицкая. Худенькая, с красиво уложенными волосами, в темненьком платье с белым воротником… Она была самой лучшей.
Во время прогулок учительница водила нас мимо церкви – разве знали мы тогда, маленькие, о спасительном смысле тех путешествий? Знала Татьяна Кирилловна. Знала, что ждут нас в будущем радости и страдания, что всему управа и защита – Господь.
Недавно, возвращаясь поездом из Москвы, я узнала от случайных попутчиков Инги и Сергея, живущих в Волгограде на самом въезде в Отрадинский поселок: мол, школа № 56 снова школа, во дворе замечены ребятишки с ранцами. Неужто правда? (К сожалению, надежда оказалась ложной, школа не вернулась на свое заповедное место. А ребятишек с ранцами где только не встретишь.) Съездить недосуг, у Татьяны Кирилловны, которая переехала в самый центр Кировского района, и то нечасто бываю. А когда-то дневали у нее чуть ли не всем классом…
