– Пап. – Ильда неуверенно остановилась на входе в кабинет. – Ты можешь мне дать ключи от внутренней комнаты твоих коллекций? На завтра.
– Ты снова хочешь их пересматривать? Ты, кажется, просила у меня ключ недавно – и месяца не прошло. Зачем ты там лазишь, если не понимаешь ничего?
– Мне надо.
– Ну-ну! Маленькая капризная девочка, которая любит лазить в шкафах без спроса, как и 15 лет назад. Расскажи лучше, как у вас с Олеором. Кажется, ты очень нравишься ему. Я не прощу тебе, если ты отошьёшь его. Он слишком хорош даже для тебя. Я знаю, что ты воображуля, но не поверю, что он тебе не по вкусу. Как он тебе?
– Он красивый.
– Конечно! – отец со смехом закатил глаза, – Это всё, о чём думают девушки, когда встречают отличного парня?
– Папа, мне нужны ключи.
– Заладила! В твоём возрасте девушки думают о парнях, а не о папиных шкафах. Вот возьму – и не разрешу тебе нарочно, и не останется тебе больше ничем заняться, как встречаться с Олеором.
– Хорошо. – сказала Ильда. – Вот как? Я гораздо больше встречаюсь с Олеором, чем ты думаешь. Можешь не переживать. Олеор даже был у нас здесь дома, пока ты работал. И не просто был дома. Он был на моей кровати. Со мной. Ты это хотел услышать? Я тебе могу и похуже рассказать. Но лучше дай ключи. Потом расскажу.
Рассчитывала ли она на изумление отца в тот момент, чтобы получить ключи, или её прорвало (ей жутко хотелось начать рассказать все подробности, как они делали это сегодня за деревом, чтоб отцу поплохело) – Ильда не знала. Но ключи она получила.
Миновала полуночь, а Ильда всё сидела на подоконнике у распахнутого окна, сжимая в руке холодную сталь – заветную связку ключей. Глубокое беззвёздное небо тёплым воздухом ползло в комнату, и полупрозрачная занавеска едва колыхалась, как умирающий призрак. "Интересно, я умру, если скинусь отсюда?" Тоскливо, горько ворковали голуби. Наверно они сидели на выступе прямо под окном. "Если они ангелы, подхватят ли они меня, когда я сорвусь и полечу вниз?" А голуби ворковали тоскливо и горько, как будто сходили с ума от тоски. И сама ночь уже была не ночью, а сплошным голубиным голосом. Она наполнялась им, заливалась в окно горечью, вместе с воздухом текла в лёгкие, пропитывала кровь, заставляя все внутренности сжиматься от ужаса: как если б тебе поставили местную анестезию и начали тебя резать, и ты, не чувствуя боли, видишь раскрывающуюся под ножом рану. "Неужели, если ты ангел, ты не вечно счастливый и весёлый? Если они ангелы, почему они стонут?" Если…
Ильда вздрогнула, и то самое состояние – которое на секунду охватывает человека при вздрагивании – так и осталось в ней, сцепив тело. Она хотела оторвать взгляд – и не могла. На крыше здания Городского Совета напротив окна стояла статуя Ангела-Хранителя. "Мне чудится. Я уснула, и мне чудится. Ангел ли это?" Но ни с чем нельзя было перепутать эту позу: мгновение перед полётом, распростёртые крылья перед последним толчком от земли. Белый силуэт Ангела-Хранителя, замерший; Ильда сидела в ужасе пять минут, и десять, и может дольше, а статуя всё стояла и стояла, протягивая к ночному небу ладонь. И в этой ладони что-то лежало, маленькое, как голубь.
