…На чёрном обмороженном лице, подрагивая, медленно открылись глаза. Откуда-то издалека долетели голоса: живой! Господи, неужто? Из тумана стали прорисовываться лица плачущих деревенских баб-солдаток, хромого председателя, который привёл их, найдя на дороге следы побоища.
И среди них была она – Люба, плачущая и по-прежнему красивая, держа руки на животе, стояла над ним. Тёплые слёзы капали ему на лицо, но она не могла наклониться к тому, кого ждала и звала, – ей мешала бьющаяся под самым сердцем новая жизнь.
Я помню тебя. Я знаю тебя. Я помню, ты шёл за мной по серым, мокрым неуютным улицам, догоняя меня, думая, что это шутка, что так не бывает. А, может, и бывает, только в каких-то нелепых фильмах с банальным сюжетом. Но ты ошибся. И на этот раз… Мне было так горько и обидно, обидно до слёз. А ты снова не понял меня. Переулки, переулки, переулки… Так тревожно. Я не вернусь, а у тебя остались мои вещи. Дорогие мне вещи. Важные.
Ты уже почти нагнал меня:
– Ловить? – спрашиваешь, смеясь.
Как же больно, ведь я не шучу. Я ухожу. Не могу больше. А ведь всё из-за пустяка. Снова из-за пустяка. Ведь там же были дети! У них нет никого. Мне хотелось уделить им хотя бы чуточку внимания и заботы. Только поговорить с ними, тем более, что ты был занят своими делами, в тот момент я была тебе не нужна. Какие-то дети из детдома, им так хотелось поговорить со мной! Я застёгивала мальчику пальто, и весело болтала с ним. Так, о каких-то пустяках, о любимых игрушках – им ведь так мало надо! А ты как-то странно наблюдал за мной, а потом, когда я заговорила с тобой, то поняла, что ты обиделся на меня. Ты ничего не говорил, но я догадалась, тебе не понравилось, что я говорила с ними, я должна была ждать тебя, а не тратить время попусту на пустые разговоры. И я заплакала. Ты впервые увидел мои слёзы. Я пулей выбежала из этого унылого здания и помчалась по мокрым от дождя улицам.
Незнакомый мне район. Какой-то деревянный забор на узкой улочке, может за ним выход? Рослые мужики в тельняшках и грязных брюках таскают цемент, кто-то грузит песок, кто-то устроил себе перекур. Заметили меня. Будто в первый раз увидели женщину. Заорали, замахали руками. Противно. Надо скорее уйти отсюда. Снова выхожу на ту же улицу. Тебя нет. Отстал, а может, просто надоело идти за мной. Игра окончена. Понял-таки, что не шучу. Горько усмехаюсь. Что ж, теперь бы только до дома добраться. Людей так мало, спросить-то некого, где я вообще. Где? Грустно. Понимаю, что ты всё равно «проявишься». Но не сейчас, а тогда, когда я 6уду меньше всего ждать этого…
Вернулся. Месяцы летят за месяцем, уже шестой заканчивается, но до сих пор ничего не понимаю. Город тот же, и не тот, вроде. Улицы, дома, всё на тех же местах, это неизменно. Но внешний вид, и самое главное содержание, всё другое! Того, что было нет, нигде. Оно, видимо, там, в поза той жизни осталось. Ту же, которую прожил, тоже не нахожу. Её можно лишь обозначить вешками на унылой линейке бытия. Четыре года. Но ничего эти два слова не скажут. О том, как прожито. И, что пережито. Нужно как-то приспосабливаться. Терпеть ненавижу! Подстраиваться, подо что-то, или под кого-то. Этот город, жизнь, и все они, вокруг – у всего этого новые правила и порядки. Новые, придуманные и установленные ими. Не мной и не для меня. Мои, похоже, остались там, в той, обозначенной вешками. Навсегда. Да и сам тоже.
