– А вы художница, наверное? Это ваши картины? – Макс с аппетитом уплетал бутерброд с рыбой. Будто дома и не завтракал вовсе. Вымотало его сегодняшнее утро. Но самое обидное, вопросов меньше не стало.
– Картины мои. Давношние. Я в художественной школе срок лет преподавала. Муж у меня физиком был. В научном институте работал. Жили хорошо. Нескучно. Где поссоримся, где помиримся. Десять лет назад умер. Я затосковала, жуть. Тогда-то Додочку на улице и подобрала котеночком. Сидела она, милая, в песочнице и громко мяукала.
– А картины уже не пишите?
– Отчего же. Постоянно. Вокруг не мир, а сплошное вдохновение. Только свежих картин и нет здесь совсем. Раскуплены.
– Раскуплены?
– Ага, – Матильда Аристарховна радостно закивала. – У меня сынок Аркашка в Англии живет. Как уехал по обмену студентами, там и остался. Какими-то инвестициями и новшествами в науке занимается. Аркаша однокурсникам бывшим как-то фотографии моих картин показал. Двое из них сразу картины прикупили. Один для мамы в подарок на день рождения, а другой дяде на серебряную свадьбу. Дядя оказался владельцем картинной галереи. Вот от него мне первое предложение и поступило. А там уже покатилось.
– Здорово! – Искренне восхитился Макс.
– Сидела себе, сидела, а в шестьдесят лет выстрелила. Вот теперь зарабатываю нам с Додочкой на хлеб с маслом, в прямом смысле. Хочешь, последнюю работу покажу? Она, правда, не закончена, – Матильда Аристарховна бодро выскочила из-за стола и почти силком повела Макса в соседнюю комнату, на ходу поясняя. – Неделю назад осенило. Выглянула в окно после дождя и поняла, что именно хочу рисовать.
Матильда Аристарховна сняла с мольберта белое полотно, и Макс увидел на сине-зелено-голубом фоне слепящее, объемное желтое, распластанное во все стороны, солнце.
– Ух, ты! – восхитился Макс.
– Самой нравится, – Матильда Карловна любовно погладила картину. – Но надо доделать. Жаль, умер мой друг, сосед. Ему бы первому показала. Уж он завсегда подсказывал по делу.
– А почему умер? – Макс понял, что бабушек на улице можно не дожидаться. Драгоценный кладезь информации стоит рядом с ним. – И я бы ещё с удовольствием выпил вашего чудесного китайского чаю.
– О, пожалуйста. – Матильда Аристарховна повела гостя обратно в зал.
На сцене большого зала областной филармонии играл оркестр. Явление для летнего сезона не обычное. Но в преддверии Дня Города оркестру пришлось репетировать.
Коллектив никак не мог собраться и сыграть ровно. То виолончели сбивались, то скрипки вылезали чуть не на пол такта. Главный дирижер в длинных джинсовых шортах, яркой оранжевой футболке и разношенных сандалиях, громко ругаясь, нервно скакал по сцене:
– Кошмар! Бардак! Совершенно, категорически невозможно! Соберитесь! Мы играли этот чёртов «Голубой Дунай» уже три тысячи раз! И никогда, повторяю, никогда не было так отвратительно! – Дирижер на секунду остановился передохнуть, нервно тряхнул торчащими во все стороны редкими седыми волосам, которые перед концертом обычно гладко зачесывал в куцый хвостик. – Скрипки спят, флейта пищит, контрабасы гундят, даже рояль через раз попадает в ноты! Совсем потеряли мастерство? Что вы делали в отпуске? Чем вы там занимались?
– А мы и сейчас еще в отпуске! – громко пробубнил «контрабас». – В заслуженном, честно заработанном отпуске.
– Заслуженном? Заработанном? – Почти взвизгнул дирижёр. – Да вы такого сейчас наиграли в третьей цифре! Вас снова в музыкальную школу надо отправлять учиться, а не выпускать на большую сцену! Позор!
