Двадцатый век Натальи Храмцовой - страница 12

Причём, я спрашивала: «Пап, а где была чистка, когда тебя выгнали из партии?» – «В актовом зале вашего пединститута». (Так что даже это знаю). Назад в партию ему предложили в 56-м году (кто-то из старых большевиков, кто знал его много лет). Папа сказал: «Не надо, спасибо».

В отличие от папы мама в партию никогда не вступала и вообще как-то держалась подальше от политики. Я очень верила папе и в позиции мамы мне очень долго трудно было разобраться.

У отца был младший брат Александр, разница года три-четыре. Он был врачом, их пропустили по ускоренному курсу и успели к Первой мировой в армию выпихнуть. Умер он во время Гражданской войны – то ли у красных, то ли у белых. Он был и у тех, и у других, его нигде не трогали – врач. Умер от сыпняка во время эпидемии где-то в Поволжье.

У обеспеченных и интеллигентных людей золото и драгоценности тогда забирали. Насажали их в тюрьму и требовали отдать ценности. Меня внучка Жиркевича когда-то спрашивала: «А ваш отец не был знаком с моим дедушкой?» – «Был. И даже ваш дед читал ему стихи, написанные в тюрьме. Оттуда я помню только две строчки: «Несут зловонную парашу приват-доцент и генерал…»

Генерал был Жиркевич, кто был приват-доцент, я не знаю. Жиркевич сидел в женском Спасском монастыре, там был первый в Симбирске концентрационный лагерь.

Жиркевич Александр Владимирович (1857-1927), военный юрист, литератор, коллекционер. Из семьи потомственных военных. Внук И.С. Жиркевича, симб. губернатора в 1835-1836. С 1883, после окончания Военно-юридической академии в Петербурге, служил в Виленском воен.-судеб. ведомстве. Отдельными книгами вышли его произведения: поэма «Картинки детства» (СПб., 1890), сб. стихов «Друзьям» (СПб., 1899), «Рассказы 1892-1897» (СПб., 1900). Занимался благотворительностью. Был дружен с И.Е. Репиным. Из четырёх портретов Ж. работы Репина один (1888) находится в Ульяновском художественном музее.

В 1908 принял должность судьи в воен. ведомстве Вильно, но через несколько месяцев ушёл в отставку в знак протеста против введения военно-полевых судов и смертной казни для политзаключённых. В 1915 Ж. эвакуировался с семьёй в Симбирск, где стал попечителем 10 госпиталей, 3 тюрем и воен.-гарнизонного кладбища. Участвовал в работе учёной архивной комиссии. Познакомившись в 1916 с чувашским просветителем И.Я. Яковлевым, записал и литературно обработал его воспоминания (…)

После революции 1917 бедствовал с семьёй, с трудом получая работу. В 1922 Ж. передал в Ульян. худ. музей – фактически даром – огромную коллекцию (около 2 тыс. ед. хранения по описи) картин, графики, старопечатных книг, предметов историко-литер. значения (…) «Дневник» Ж. представляет собой историко-культурную ценность. В нём широко отражены связи Ж. на протяжении 1880-1925 с общественными и государственными деятелями, представителями русской культуры, в т.ч. с Л.Н. Тослтым, В.С. Соловьёвым, И.А. Гончаровым, А.Н. Апухтиным, А.Ф. Кони, симбирянами И.Я. Яковлевым, Н.И. Ашмариным, Д.И. Архангельским, П.Л. Мартыновым, В.А. Колосовым, Ф.О. Ливчаком и др. (…)

Н.Г. Подлесских-Жиркевич.

Ульяновская-Симбирская энциклопедия, том I, 2000 г.

– В Симбирске, где-то в начале 1920-х папа стал преподавать в Школе-коммуне имени Карла Маркса, там, где нынче госпиталь ветеранов войн. Ребятишки были одеты в костюмы кадетов – больше надеть было нечего. Потом они ловили на улицах собак и их варили. Там были сказаны замечательные слова, которые я не устаю повторять. Папа будит в бывших дортуарах деток, а один из них отвечает: «Не трог, буду спать до социального рассвета». (Смеётся).