И вздыхал о ласке синих глаз.
Помню грязь и холод мезонина,
Груды лекций, догмы и… апрель,
А внизу жила модистка Нина,
У которой голос как свирель.
Правда, я осиливал Бэкона,
А она читала по складам,
Только, верьте, сердцу нет закона, –
Я решил – экзаменов не сдам!
И любовь почуяв, как заразу,
Понял я – нельзя идти назад.
Я влюбился бешено и сразу
В Нинин голос, талию и взгляд.
Обоюдно. Бегали, встречались
Каждый день, всю ночь и до утра,
Ревновали, дулись, целовались…
Золотая, нежная пора!
Не в пальто, а в продранной накидке,
Без калош и денег ни гроша,
Ждёшь её, волнуясь у калитки,
И поёт счастливая душа!
Ждёшь, глядишь налево и направо,
А придёт, обнимет и пошли!..
Забывал я догмы и уставы,
А она иголки и рубли.
Всё прошло. За стол и за квартиру
Мне судьба урок подогнала,
Нина жить к какому-то банкиру
Для сестёр и матери пошла.
И с тех пор вот, сытый и довольный,
Я встречаю каждую весну.
А в душе как будто что-то больно,
Что-то жаль, чего уж не верну.
Так мы все волнуемся и ищем
То, что нас согрело и ушло.
Товарищи! Как радостно быть нищим,
Если в сердце нежно и тепло.
3 мая 1994 года. Наталья Сергеевна – А.С. Бутурлину в Москву.
Дорогой Александр Сергеевич!
Пишу Вам в Страстную пятницу, опаздываю поздравить, правда, говорят, можно всю Святую неделю. Долго молчала, потому что попросту не о чём было.
Вы молодец, вот статью написали, – не сомневаюсь, что хорошую, уверяю, что для моей веры есть очень серьёзные основания (…)
Я согласна с Вами и с О.Е. Бородиной, что дела энтузиастов, в том числе и молодых, как говорится, «на культурном фронте» внушают надежды, что ещё не всё потеряно. Только ведь их так мало, и не их поддерживает так называемое «общественное мнение», с его афоризмами: «хочешь жить – умей вертеться», «а что я с этого буду иметь?» и пр.
О политике писать и думать противно и страшно. Президентская команда снесла яичко – «Согласие», и все закудахтали. Ну какое может быть согласие с фашистами, коммунистами и уголовниками?
Читаю С. Довлатова – московская приятельница подарила трёхтомник – очень талантливый, остроумный, увы, рано умерший писатель из наших эмигрантов «третьей войны».
С большим интересом прочитала сборник статей и воспоминаний о Ленине: «Вождь, которого мы не знали». Нет, всё-таки недаром я «питаю слабость» к А.М. Горькому – там у него замечательная, умная, искренняя статья. А потом дошёл до прославления Соловков и Беломорканала. Жалко.
Очень мерзок Солоухин – и цитаты из Ленина все убийственные и правильные, и верно вроде всё, – только пахнет злобным национализмом (…)
Настроение у меня совсем не такое, каким бы должно быть накануне великого праздника. Дело в том, что медленно и мучительно умирает мой старый кот – ему через месяц 17 лет. Умирает, очевидно, от рака, у него под горлышком опухоль. Не может есть, с трудом пьёт. Кормлю его яйцом и молоком из пипетки, боюсь причинить боль, – его мучаю и сама мучаюсь. Но знаю, что теперь живодёры-ветеринары не усыпляют – наверное, экономят снотворное, а колят какую-то гадость – и бедные божьи твари умирают в муках.
Вот на ночь и читаешь Сименона, чтобы ни о чём не думать. Если бы не болезнь моего бедного Кузи, жила бы я наредкость беспечно, как в молодости иногда бывало, – одним днём.
Пора кормить моего больного, потому заканчиваю письмо и жду вестей от Вас.
Ваша Н. Храмцова.
– Проучившись года четыре в Петербурге, папа поехал в Москву и поступил в коммерческий институт. Поехал туда от первой мировой войны, это, стало быть, 1914-й.
