Итак, мы едем!
Наши сборы напоминают по масштабу эмиграцию. Берется с собой фактически все, нажитое непосильным трудом. Вся одежда полностью, включая зимнюю, ее, конечно, не так много, но с учетом четырех человек и четырех времен года, все-таки набирается прилично. Также упаковывается стратегический запас посуды, игрушек, лекарств, горшок и стул для кормления, одеяла, подушки. Маленькие старые чемоданы не справляются, на помощь приходят мешки, авоськи, тюки, их начинают, плюнув на приличия, перевязывать всевозможными веревками, состыкованными в разных местах узлами и поясами от платьев. Выглядит наш багаж устрашающе. Часть его мы отправляем в грузовике, который бабушке по дружбе выделяет лагерь, а часть берём с собой на поезд. Обе части одинаково внушительны.
Уезжаем мы каждый раз как навсегда. Присаживаемся перед дорогой, осматриваем готовящийся осиротеть дом, вдыхаем пыльный душный уже летний запах квартиры. С грустью закрываем двери, на 6 замков в общей сложности, по три на каждой двери, сдаём квартиру на сигнализацию и, наконец, выходим. Лестничная клетка не вмещает все тюки, да и лифт не готов принять их за один раз, и мы делаем пять-шесть заходов. Тут стоит еще одна задача, отъезд надо провести незаметно для соседей, дабы не навлечь грабителей и, естественно, сглаз. На опустевшую квартиру – масса желающих. Можно по приезду обнаружить не только следы разграбления, но и новых жильцов. А как выехать не заметно, если во время любого совместного дела у нас всегда разгорается скандал, а во время дела глобального, каким являлся сбор вещей, скандал, естественно, тоже разгорается вселенского масштаба. В квартире – скандал, у подъезда – грузовик, на лестнице – чемоданы. Не лучшие условия для незаметного выезда. Да и вообще, сделать в нашем доме что-либо незаметно – практически невозможно, по причине крайне высокой населенности.
Квартиры набиты битком, на лестничных клетках всегда кто-то курит и выпивает, на скамейке перед домом тусуются гопники и бабки.
– В Сосновое собрались? – спрашивают они.
– Нет, – говорит бабушка, – с чего вы взяли? На день – два максимум. Кто нас там ждёт?
– На день – два с грузовиком, – неодобрительно качают головами соседи.
– Чтоб вам пусто было, – ворчит бабушка. – Сглазят. Ни дна вам не покрышки. На дорогу как раз, еж твою мать!
И в таком приподнятом настроении мы, наконец, отбываем. Бабушка – в грузовике для контроля багажа. А мы – налегке, (всего с четырьмя или пятью чемоданами самого ценного и хрупкого, того, что нельзя грузить в багажник) – на метро и на поезд. По пути к метро настроение у нас начинает подниматься, и мы топаем веселее. Уже без пяти минут дачники.
Я любила ездить на электричке. Путь предстоял не близкий, но сидячие места нам обычно доставались. Я радовалась смене пейзажа за окнами, исподтишка, с большим интересом наблюдала за пассажирами. Пассажиры обычно были такими же будущими или уже дачниками, которые отвлеклись на пару дней и возвращались в деревню. Городские разительно отличались от дачных. Дачные всегда с каким-то инвентарем, какой-нибудь живностью в сумке, с рассадой, саженцами, в одежде прямо с грядки. А городские, еще цепляясь за привычки города, одетые для предстоящей дачи нелепо. Мужчины иногда даже бывали в серо-коричневых костюмах, городских стоптанных ботинках, почти как в свое КБ или на завод. Дети нарядные, в чистом. Женщины тоже в чистом, с макияжем и при сумочках, помимо тюков и мешков.
