Две стороны фантазии - страница 7



– Рогг, – произнёс я и удивился тому, как давно не слышал этого короткого звука: – Меня зовут Рогг.

– Хорошо, Рогг. Я тоже хочу, чтобы ты как-то меня называл. Но не тем жалким именем, что дал мне отец. Ты зови меня… зови меня Сатани.

– Сатани, – повторил я, и в его… в её глазах загорелась бешенная радость.

В лунном сиянии


В лунном сиянии серебрился первый снег. Он едва прикрывал землю, рыхлую после уборки зерна, но не таял, схваченный ночным морозцем, предвестником зимы.

По полю бежал боевой медведь со всадником на спине. Лапы зверя оставляли отчетливые черные следы на свежей снежной простыне. Проследить по ним за всадником не составило бы никакого труда, однако, казалось, его это совсем не беспокоило. В лунном свете можно было разглядеть форму Третьей медвежьей дивизии Его Императорского Величества и погоны офицера на рукавах.

Всадник спешил к раскинувшемуся за полем поместью. За оградой в тени берёз, с которых еще не успели облететь желтые листья, стоял двухэтажный барский дом. По одну сторону от него расположилась конюшня, а по другую – сад и беседка на берегу тихой речки.

Залаяла собака, почуявшая позднего гостя. Залаяла не грозно, а так, будто узнала во всаднике старого знакомого. Даже запах медведя не испугал пса, хотя обычно собаки побаивались грозных боевых животных.

На лай из дома вышел привратник.

– Кого это там нелёгкая принесла? – грозно крикнул он.

В облике старика угадывалось военное прошлое. Даже годы не смогли согнуть его спину и добавить дрожи в голос.

Всадник остановил своего медведя на почтительном расстоянии от ограды, а затем спешился. К воротам он подошел, ведя зверя под уздцы.

– Доброй ночи, Порфирий. Можешь вынуть руку из кармана, это я – Валентин.

– Батюшки, Валентин Петрович! Вот хозяева-то обрадуются.

Старик принялся суетливо отпирать ворота.

– Что ж вы не предупредили нас? Ещё и приехали ночью. Небось, случилось чего?

– Случилось, Порфирий, случилось. Проводи меня скорее в дом да разбуди хозяев. Надо переговорить с его светлостью Аркадием Алексеичем.

– Не можно с его светлостью говорить. Уехали они в столицу третьего дня, по вызову самого Императора.

– А Елена Игнатьевна?

– Здесь с дочерями остались возвращения дожидаться.

Офицер тихо выругался.

– Буди всех, Порфирий. Времени мало.

Привратник коротко отдал честь.

– Токмо медведя вашего я в конюшню отправить не могу. Лошади перепугаются.

– И не надо, мы здесь не задержимся. Ты тоже собирай пожитки, будем уходить.

– Вот, значит, как, – пробормотал старик.

Они вошли во двор, где Валентин привязал медведя к столбу и наказал зверю сидеть смирно. Медведь недовольно заворчал, но все же устроился на подстилке из сена, присыпанной свежим снегом.

Порфирий пропустил офицера в гостиную, а сам поковылял по лестнице на второй этаж. Валентин уселся на софу напротив окна и принялся ждать хозяек, поглядывая на тикающие в углу ходики.

Ждать пришлось долго. Прошло не меньше часа, прежде чем послышались дробные шажки и со второго этажа спустились хозяйка с дочерьми. Женщины нарядились словно на светский приём: в пышные платья и неудобные туфли. Рядом с ними топтался красный как рак Порфирий.

– Валюша, мы так рады вашему приезду! Но какая муха вас укусила, приехать в столь неурочный час?

– Беда, Елена Игнатьевна, – ответил офицер. – Враги напали на пограничье. И сейчас они не далее, чем в тридцати верстах от нас.