Читать онлайн Елена Коломеец - Двенадцать – это слишком!

– Дарина, ты уже отнесла коробку с образцами новых массажных плиток? Вечно тебя приходится ждать. Сбегай на ферму, скажи, что нам понадобится еще пять галлонов лучшего оливкового масла. Потом пройдись по лавкам, поспрашивай, может, у кого-то осталась луговая земляника. И поспеши, мне нужна твоя помощь с разбором трав на сушку.

– Да, матушка, уже бегу, – киваю я и, не успев даже присесть, опять спешу на улицу.

Мне иногда кажется, что, отдавая мне распоряжения, мачеха делает это специально так, чтобы выполнить их было невозможно. Ну, где я ей осенью возьму землянику? Летом она требует ягод падуба, весной – каштанов и желудей, а осенью землянику. Интересно, чего мне ждать к декабрю? Подснежников?

Сержусь, но скорости не сбавляю. Выслушивать очередную истерику нет ни сил, ни желания. Со смерти отца прошло всего два года, а я уже из полноправной хозяйки и любимицы превратилась в служанку. Поверить не могу, что он завещал все мачехе: и дом, и магазин, и оранжерею, и мастерскую, и даже аптекарский огород, который я сама высадила. Хорошо еще, что мне оставили комнату, а не отправили куда-нибудь в пристройку, втиснув кровать между метелок и лопат.

На улице опять моросит. Осень в этом году выдалась не очень холодная, но бесконечно сырая. Теплицы приходится постоянно проветривать, а чтобы не застудить нежные растения, прикрывать их соломой. И занимаются этим, конечно, не матушка с Алессой. Сводная сестра вызывала у меня еще большую неприязнь, чем мачеха. Та, по крайней мере, работает в мастерской. Варит мыло, разливает кремы и шампуни. Деликатно сушит травы, работает с дистилляторами и раз за разом меняет масло и спирты в чанах для настаивания. А эта бездельница только и знает, что мотаться по галереям и балам, трескать сахарные леденцы да болтать с соседскими парнями.

Я вздыхаю, когда одна особенно коварная дождевая капля падает мне прямо на нос. Вообще-то, я бы тоже предпочла сейчас сидеть в красивом платье где-нибудь в салоне, пить чай с марципановыми фигурками, и флиртовать с каким-нибудь красавчиком, а не носиться по грязи и холоду. Но кто меня спрашивает?

Ферма Мерлино далеко, почти за городом. Но я знаю, что кого-нибудь из представителей их бесчисленного семейства непременно можно будет найти на городской площади. И, конечно, не ошибаюсь. Возле лотков с пряным чаем вижу Джека и Адриана.

– Дара! Чай с желейными шариками? – предлагает Адриан, чуть ли не силой впихивая мне высокий бумажный стаканчик. – А я гадал, что принесет нам ветер, оказалось – тебя. Посидим в беседке, поболтаем?

Адриан мне нравится. И чай нравится. И беседка, увитая мелкими бледными розочками, тоже нравится. Ну что за жизнь такая, если я и полчаса не могу провести по своему усмотрению? Беру под руки братьев, слева Джек, справа Адриан, и мы спешим в одну из беседок, где найдется свободный уголок.

– Говорят, у вас к праздникам планируется что-то новое? Твоя мачеха уже всем рассказала, но что именно не говорит, навела интригу. Мама даже велела выспросить у тебя, что же там такое.

– Не могу тебя обрадовать, я и сама не в курсе, – честно говорю я, – и уж не знаю, насколько это порадует вашу маму, но нам нужно еще пять галлонов лучшего оливкового масла.

– Видимо, дела идут хорошо, – ухмыляется Джек, – представить себе не могу, на что может понадобиться такая прорва масла. Вы же продаете потом его в таких крохотных бутылочках, что и на одну яичницу не хватит.

– Надеюсь, ты не пытался ее на них жарить? – смеюсь я, представив себе, такую яишенку на масле по пять золотых за четверть чашки. И это, еще не говоря о том, что есть ее будет невозможно.

– Ну не такой я дремучий, – смеется Джек, – но, если ты как-нибудь вечерком пригласишь меня на экскурсию, расскажешь, что там у тебя есть и куда мазать, я буду только рад повысить свой образовательный уровень.

– Да чему этого медведя учить, он же массажное масло от бутербродного не отличит, – встревает Адриан, – если уж кому-то организовывать посещение, то мне.

Они спорят шумно, эмоционально размахивая руками и повышая голос, так что может показаться, будто они ссорятся. Но я давно знаю семью Мерлино, они так разговаривают. Мне даже нравится их энергия, словно рядом горит костер или бежит бурная, шумливая река.

– Боюсь, что экскурсии ни для одного, ни для другого не получится, – вздыхаю я. – Вы же знаете, я живу взаперти. И мне уже пора, а то мачеха откусит голову.

– Не бойся, принцесса, нынче же ночью мы ворвемся в башню и освободим тебя! – шутливо и патетично говорит Адриан.

– И драконов твоих за хвост оттаскаем, – добавляет Джек. – Но потом, ты должна за нас выйти замуж.

– За обоих? – уточняю я и смеюсь. Вообще, семья Мерлино мне очень нравится, и я, пожалуй, лишь бы избавиться от мачехи и Агнессы, готова была бы выйти замуж за кого-то из них. Но, во-первых, за кого? Не за двоих же в самом деле. Во-вторых, не хочется мне вот так оставлять дело отца, в которое я и сама вложила немало сил. Да, по завещанию он оставил все ей, но, мне кажется, тут что-то нечисто, и я хочу в этом разобраться.

– Что значит «за обоих»? – возмущенно говорит Адриан. – Мы не можем оставить Лео в тоске и одиночестве. За троих.

Я смеюсь, обнимая братьев за плечи, эти дурацкие шутки дают мне чувствовать себя нужной. Да и льстят, если честно.

– Ну-ну, мать дома сама должна все делать, пока ты тут на парней вешаешься, – слышу кислый голос и закатываю глаза. Агнесса, демоны ее забери.

– Твоя же мать, вот и помогла бы, – отвечаю я вставая.

Обнимаю братьев Мерлино за плечи и, забрав недопитый чай, иду домой. Здесь мне теперь все равно спокойно не посидеть, да и эта курица точно доложит, что я не ходила на ферму, а сидела на площади. Демон, ну какая разница, если сообщение я все равно передала и масло мы получим?

– Дарина, добрый день. Как поживают госпожа Брудер и Алесса? Передавай им мое почтение.

Приподняв шляпу, мне кивает господин Потино, что живет двумя домами дальше от нас. Он был приятелем отца и по старой памяти часто здоровается со мной и даже заходит к нам в лавку. Обычно покупает для жены что-то с липовым цветом. Его сыновья тоже нередко захаживают, вот только не за тем, чтобы что-то купить, а чтобы потрепаться с Алессой.

– Конечно, передам, – вежливо киваю я ему убегая. К сожалению, даже друзья отца, раньше часто бывавшие у нас дом и дружившие семьями, понятия не имеют, как мне живется сейчас. А может, имеют, но считают, что так и должно быть. Не знаю.

Когда я добираюсь домой, дождь уже успевает припустить так, что я бегу от калитки до дверей, прикрывая голову руками.

– Фу, как мокрая собака, – брезгливо говорит мачеха, встречая меня у дверей. – Ну, где земляника?

Демон-демон-демон! Про землянику-то я забыла начисто. А если скажу, что не нашла, так Алесса все равно доложится, что видела меня на площади.

– Извините, матушка, я забыла про землянику, – опустив голову, признаюсь я.

– Так иди да поищи, – кивнув в сторону двери, говорит она.

На улице уже хлещет ливень так, что за серой стеной воды не видно сада. Я, вздохнув, тянусь к зонту.

– Зачем тебе зонт? Сломаешь еще, вон ветер какой. А ты все равно уже мокрая.

И пока я стою, хлопая глазами, мачеха сама открывает дверь и, выпроводив меня, закрывает ее. Перед глазами так и стоит желтоватый прямоугольник теплого, уютного света с ее черным силуэтом в центре.

В сарае мне удается найти кусок пленки, которой мы укрываем растения в парниках и теплицах. Кое-как прикрывшись, иду на улицу. Бежать все равно смысла нет, я и так уже мокрая до панталон. Улица пуста, если не считать карет, рассекающих лужи, так что брызги летят во все стороны и мне приходится отскакивать к заборам. Я смотрю, как все выше поднимается грязная, мутная вода, и чувствую, как во мне поднимается злоба. Какого демона, я должна бегать под ливнем в поисках того, чего вообще нет? Ну, найду я ей землянику, так завтра она скажет принести ей солнце. Зло топаю ногой в лужу и получаю мрачное удовлетворение от летящих во все стороны мутных капель.

– Барышня, так ведь и упасть недолго, – слышу за спиной приятный голос. Такие называют бархатистыми, он словно обволакивает меня. – Позвольте мне отвезти вас домой?

Оборачиваюсь и вижу стоящую за спиной карету. В открытой двери – силуэт мужчины, почти скрытый за пеленой дождя. Я настолько вымокла и устала, что была бы, пожалуй, готова сесть в карету к незнакомцу. Но вот только ехать домой мне смысла нет.

– Спасибо за предложение, – отвечаю я, – но у меня чрезвычайно важное дело, не выполнив которое я не могу вернуться домой.

– И в чем же заключается ваше дело? Возможно, я смогу помочь?

– Разве что, если вы чародей и можете мне наколдовать земляники, – печально усмехнувшись, говорю я.

– Можете считать, что сегодня ваш счастливый день, – он еще чуть шире приоткрывает дверь кареты, – так уж случилось, что я смогу устроить вам горсть земляники. Или вы боитесь?

Минуту назад я была готова сказать, что не езжу с незнакомцами, но тут взыграло упрямство. Да и, кто знает, может, он и в самом деле поможет мне?

Мужчина помогает мне сесть в карету и любезно делает вид, что текущие с меня на шелковую обивку сидений ручьи нисколько его не интересуют. Он старше меня. Не могу сказать насколько именно, но немало. Впрочем, он настолько приятный в общении, что это теряет значение. Волосы тепло-каштанового цвета с рыжинкой, а глаза – цвета чая. Костюм оттенка темного шоколада идеально сидит на крупном, сильном теле. Я понимаю, что стоило бы поостеречься, но ничего не могу с собой поделать, он настолько располагает к себе, что сопротивляться этому невозможно.

– Меня зовут Джеймс, – представляется незнакомец.

– Дарина.

– И зачем же вам, Дарина, понадобилась земляника? Неужели настолько соскучились, что не смогли отказать себе в маленькой прихоти?

– Если бы, – горько отвечаю я. Как бы я хотела ориентироваться в жизни на собственные прихоти, а не чужое сумасбродство. – Меня отправила мачеха. От отца нам осталось небольшое производство: мыло, шампуни, крема и прочие дамские радости. Уж не знаю, что она собралась делать, но сказала без земляники не возвращаться.

– Неужели домой не пустит? – пристально глядя мне в глаза, спрашивает Джеймс.

– Да нет, думаю, к ночи все-таки пустит.

Не совсем же мачеха с ума сошла, чтобы оставить меня ночью на улице. Хотя кто знает. Все делается маленькими шажками. Сначала просто пригрозит, потом откроет ворота, но не дом, потом и ворот не отопрет. Так оглянуться не успею, как окажусь на улице. Не уверена, что мачеха пойдет на открытый конфликт, но вот так – исподтишка, запросто.

– Нелегко вам живется, Дарина. Но, надеюсь, сегодня я смогу помочь вашему горю. Кстати, мы уже приехали.

Запоздало понимаю, что за пеленой дождя и разговором, я совсем упустила, как далеко мы ехали и куда. Кучер подгоняет карету к самому дому, спрятав под длинный навес, так что мокнуть снова не пришлось. Но и разглядеть что-то мне тоже не удается. Видно, что вокруг дома большой то ли сад, то ли просто парк. Забор высокий. Дом большой, можно сказать, целый дворец. Высокие колонны, золотистые стены, украшенные лепниной, чугунные перила с затейливым литьем.

Джеймс сам открывает тяжелую, массивную дверь, и мы оказываемся в центре холла. Пожалуй, это самый необычный холл, из тех, что мне доводилось встречать. А я разношу заказы нашей лавки уже несколько лет и обошла все дома в городе. На крыше большой прозрачный купол, в котором сейчас видны серые тучи и тугие струи дождя. По краям кое-где прилипли яркие осенние листья. Он так велик, что возникает ощущение, будто над тобой открытое небо, и от этого захватывает дух. В четыре стороны от холла расходятся арки коридоров. Даже отсюда мне видно, что оформлены они не одинаково.