Двери, Которые Помнят - страница 7
Принц стиснул зубы и шагнул направо. Дорога вздрогнула, как живая, и камни под ногами зашевелились, складываясь в надпись: «Свобода – это иллюзия тех, кто боится признать, что пути уже проложены».
Лис засмеялся, и из-под его лап потянулись тени. Не простые – знакомые. В тумане мелькнул силуэт Ёжика с потрёпанным узелком, за ним – громадная тень Медведя, несущего в лапе банку, где вместо варенья мерцали звёзды. Они шли, не оглядываясь, а их тела просвечивали, как старый шёлк. Ёжик что-то шептал Медведю, но слова тонули в хрустальном звоне колокольчиков, привязанных к его иголкам.
– Кто они? – прошептал Бавиал, замечая, что у Медведя вместо глаз – пустые раковины.
– Те, кто тоже искал «настоящую» дорогу, – ответил Лис, подмигивая циферблатом. – И нашли. Слишком поздно.
Дорога направо сузилась, превратившись в тоннель из сплетённых ветвей. На них висели куклы – тряпичные, с пуговицами вместо глаз. Одни смеялись, другие плакали, третьи шептали: «Ты уверен, что это твой выбор?».
– Перестань! – Бавиал ударил по ветке, и куклы рассыпались в прах. Но из него поднялись новые, больше прежних, с лицами его придворных.
Лис, идущий следом, дышал ему в спину. Его дыхание пахло ладаном и гарью, как в часовне после пожара. – Ты думаешь, ключик приведёт тебя домой? – Шестерёнки в его груди заскрипели, выбивая ритм похоронного марша. – Он приведёт тебя только к следующему вопросу. Потому что дом – это место, которого нет.
Принц остановился, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Внезапно он понял: даже если бы выбрал «налево», всё равно оказался бы здесь. Лес подстраивается под любой выбор, как зеркало – под того, кто в него смотрится. В глазах Лиса, жёлтых и бездонных, как провалы в иной мир, мелькали отсветы – то ли крылья, сложенные за спиной, то ли тени тех, кого он провожал раньше.
– Тогда зачем предлагать выбор? – в голосе Бавиала зазвенела ярость, но в ней слышалось и отчаяние ребёнка, потерявшегося в темноте.
Лис приложил лапу к часам, остановив стрелки на слове «Никогда». – Чтобы ты поверил, что у тебя есть воля. Его голос раскалывался на тысячи отголосков, будто говорили все, кто когда-либо стоял на этом перекрёстке. – А иначе… Он обернулся, и Бавиал увидел, что с другой стороны у Лиса нет меха – только шестерёнки и проволока, опутанные чёрными перьями, будто кто-то вырвал их из крыла. – Иначе ты сойдёшь с ума от правды.
Перья зашевелились, и в них замерцали лица: мать, няня, садовник… Все они улыбались, но глаза были пусты, как окна покинутого дома. «Дом – не место, – прошелестели перья. – Это миг, когда ты перестаёшь спрашивать: "Почему я здесь?"»
Бавиал отвернулся. Где-то в глубине души он знал: Лис не враг. Он – проводник, чья роль в том, чтобы вопросы звучали, даже если ответы похоронены глубже корней. Но признать это значило согласиться, что дорога никогда не закончится. А он всё ещё надеялся найти ту самую дверь, за которой яблочный пирог пахнет настоящей корицей, а не пеплом…
Ветер принёс запах дыма – того самого, из видения. Бавиал побежал, сбивая кукол, которые цеплялись за его плащ, шепча: «Мы тоже когда-то выбирали».
А Лис остался сидеть на перекрёстке, заводя ключиком свои часы. Стрелки, залипшие между «Никогда» и «После», выцарапывали на циферблате кровавые царапины. – Возвращайся, когда поймёшь, – пробормотал он, глядя на Ёжика и Медведя, растворившихся в тумане. Их силуэты мерцали, как гнилушки в ночи: Ёжик, будто невидящий, тыкался мордочкой в невидимые стены, а Медведь нёс банку, из которой сочился туман, густой, как похоронный саван. – Они ведь тоже думали, что свободны… пока не узнали, что свобода – это просто другая клетка.