Двери самой темной стороны дня - страница 26

8.1.7: Казалось, на вибраме еще можно было разобрать кожаный лейбл с остатками шнуровки. Когда-то он был хорош, этот ботинок специального назначения, нога, что ступала в нем, делала это, точно зная, что имела право ступать везде, куда не ступит больше никто. Он не был из магазина ширпотребтоваров услуг местному населению. Рядом глаз ухватывал непонятное. Какой-то старый ударный механизм. Части ствольной коробки с цевьем. Металлизированное тряпье. Может, просто чьи-то ноги. Сочетание было отталкивающим.

8.1.8: Идти больше было некуда. Земля поддавалась под ногами, разъезжалась, впереди было то же самое. Их ждали. Без конца зевая, показывая больные десна, отводя унылые, подслеповатые, старческие взгляды и двигаясь от куста к кусту, животные короткими семенящими шажками теснили чужаков к центру узкой лужайки. Они делали все неслышно, профессиональными короткими перебежками под прикрытием лопухов и крапивы. Их координация ясно говорила о том, что они знали, что делали. Это были хищники за работой, и их ум видел гораздо дальше, чем их жертва. Стая лысых псов, бледных, одномордых и одинаковых, как грызуны, приглашающе оставляла залитый тяжелым духом пролет.

8.1.9: Улисс сорвался с руки к ближайшему зверю, его вынесло к утонувшему в растениях рюкзаку Штииса, там показался томагавк, Штиис сделал большой шаг вперед, оступился, споткнулся и ушел лицом прямо в крапиву. Лис очень кстати оказался рядом, пролетая, уже что-то делал, причем во все стороны разом, Гонгора наблюдал, выставив перед собой лезвие ножа, как держат перед собой то, о чем давно забыли; тяжелое темное лезвие смотрело вперед, в нем отражалось не то небо, не то вся прожитая жизнь, он только сейчас подумал, насколько был не готов – ни к такой грязи, ни чтобы держать в руке нож. Ни чтобы остаться здесь навсегда. Рука не просто дрожала – она тряслась. Он знал, что так действует адреналин, сильный яд, который либо используют, либо который использует тебя, но ничего не мог с собой сделать. Он начинал понимать. Весь его организм уже на бессознательном уровне видел, к чему все идет: диких собак было слишком много. Они застигали врасплох, используя это как наиболее эффективный и самый короткий путь к достижению цели, не важно, какой бы разумной та ни была. Волки хорошо знали человека, и всегда держали максимально возможную дистанцию. Но эти псы знали его еще лучше, и их слаженные аккуратные действия сокращали ее, явно делая это не в первый раз. Штиис неестественно долго поднимался, тянулся, силясь подсечь в воздухе тварь с разинутой пастью, его рюкзак на всю округу блистал внутренностями, рваная верхняя часть болталась, туго набитый клапан высвобождался на ходу. Один Улисс был у себя дома и теперь старался успеть везде.

8.1.10: Облыселая долгоногая пара одинаковыми невыразительными взглядами проводила собрата, надсадно хрипевшим комом ушедшим в заросли, и вдруг с неожиданной резвостью устремилась к Гонгоре, и Гонгора очнулся.

8.2.1: Штиис с перекошенным лицом ворочался, размахивая своим томагавком направо и налево, не глядя, на его рюкзаке уже висело что-то, ему никак не удавалось выбраться на открытое пространство, где было свободнее. Гонгора теперь размашисто тыкал парангом во все, что двигалось, обессилено давил от плеча, скользил ногами, ему в тыл тоже пристраивался кто-то, какая-то тварь, зашедшаяся в горячем дыхании, и пришлось сильно напрячься, чтобы успеть первым, ударить по шее ближайшей, зацепить горло другой и уйти под прикрытие кустов прежде, чем начали атаковать остальные. Пройденный когда-то курс выживания включал работу ножом, работу двумя ножами, работу без ножа, они все требовали постановки рефлексов, и они даже работали, но не здесь. В голове от них не осталось даже названия курса. Он больше не думал. Его давно здесь не было. Осталась лишь ящерица, которая древним, пережившим миллионы лет участком мозга, доставшимся от более древних и давно мертвых предков, знала только одно решение, и только оно было уместным. Стало так страшно, что страх стал даже отпускать. Потом страх прошел. Он вдруг необыкновенно отчетливо понял, что он тут никто – абсолютный, космический нуль, лишь только смысл сладкого мышечного напряжения, что здесь решает не он. Здесь все давно решено за него, а его желания, его доброе естество хорошего неглупого парня, его ценимый им самим ироничный склад ума не представлял тут никакой ценности. Здесь он даже не назывался. Груз за плечами мешал, но он о нем давно забыл. Гонгора поскользнулся, лишь чудом увернувшись от белесого тела, сзади в воздух поднялось другое. Рядом оказался Улисс, и он устоял на ногах. Даже в таком состоянии ящерица подсказывала, что падать сейчас не стоило.