Двойная шутка - страница 26

– В человеке должно быть все прекрасно: и одежда, и душа, – заметил Алекс и сам же раскрыл источник цитаты, – как говаривал Чехов.

– Михаил? – уточнил Фил.

– Антон.

– Ну почти, – Фил привычно протянул ему пять фунтов за неузнанную цитату. Он как раз недавно снял в банке кучу мелочи для подобных случаев.

Следующим вечером после съемки Фил со свертком в руках подошел на базу для хранения оборудования, или, как называл ее Алекс, светоподсобку (хотя она занимала двести квадратных футов). Он был уже одет для «свидания».

– Как я выгляжу? – спросил он.

Алекс скептически на него глянул.

– Ты вот в этом пойдешь?

– А что – классическая белая рубашка…

– На ней заплатки, но не суть. Я про розовые брюки.

– Не совсем розовые, а оттенок «миндаль». Мне сказали, в нынешнем сезоне их носят.

– Надень лучше прежние.

– Но они же старые.

– Лучше старые, чем розовые!

– Ладно, не заводись, я еще одни заказал, – Фил развернул свой бумажный сверток, – вот, виндзорская клетка и носки «аргайл». Уже лучше?

– Пойдет, – кивнул Алекс, оглядев обновку, – но носки замени на однотонные, много узоров – перебор.

– Слушаюсь, капитан, – отозвался Фил с улыбкой, и счел нужным пояснить: – Как говорил Губка Боб Квадратные Штаны… Не то чтобы я это смотрел, просто песня была на слуху, – добавил еще на всякий случай он.

– Фил, бросай эту привычку оправдываться, она может подвести тебя в самый неподходящий момент – например, на встрече с женщиной.

– Буду следить за собой, – подумав, кивнул Фил.

– А обязательно сочетать это с красными кроссовками?

– Красные кроссовки – это мой талисман, – за них Филипп готов был держаться до последнего. – Я играл в них в отчетном спектакле в Академии.

– Ну если только в спектакле, – с сомнением произнес Алекс. – Слушай, а как тебя вообще занесло в Академию?

– Ну я ходил в театральный кружок, и когда встал вопрос об университете… – Фил развел руками, – как-то пошло по накатанной.

– У нас тоже в школе был кружок, – кивнул Алекс.

– Я особо не афишировал, – Фил понизил голос, – но у меня в детстве было заикание, и потому мама отвела меня в кружок… И помогло.

– Это очевидно.

– Как думаешь, о чем лучше завести разговор?

Перед первым свиданием (встречей?) с Эллой Фил волновался – настолько, что это было даже заметно.

– Ну, кроме художников ей нравится опера, большие романы, – отозвался Алекс, – да полно тем.

– По авангардистам у меня есть заготовка, – сообщил Фил и немедленно ее озвучил: – У Казимира Малевича был свой клуб, «Супремус», куда входили многие русские авангардисты, например, Любовь Попова, репродукция одной из картин которой висит у нас в кофейной зоне, а также поэт Велимир Хлебников… Что еще?

– Ну, поэзия Хлебникова перекликается по духу со стихами Каммингса35. Как там у него… «Вся в зеленом моя любимая отправилась на прогулку на большой золотистой лошади в серебряный рассвет. четыре длинных собаки летели низко и улыбаясь

веселый олень бежал впереди36».

– Нет, чем еще она интересуется?

Алекс наморщил лоб, припоминая.

– Еще она любит историю.

– Я читал на днях про князей Юсуповых и их коллекцию исторических драгоценностей, – обрадовался Фил. – У них была интересная привычка называть детей в честь бабушек и дедушек. Подойдет?

Алекс кивнул:

– Пойдет.

***

– Известны две большие жемчужины – Перегрина и Пелегрина, – увлеченно рассказывал Фил. Они встретились с Эллой, как и договорились, у «Блэкбёрд», и он уговорил ее зайти внутрь и немного погреться. – Первую, самую крупную жемчужину в мире – в пятьдесят пять карат – еще в шестнадцатом веке нашел в Панамском заливе один ловец. Она принадлежала испанскому королю, французским королевам, и в итоге Ричард Бартон подарил ее своей жене Элизабет Тейлор. Вторая, Пелегрина, в тридцать три карата, тоже известна с шестнадцатого века и тоже принадлежала испанским королям, а в девятнадцатом веке ее купили князья Юсуповы. Феликс с женой Ириной после революции уехали из России и в середине двадцатого века продали ее, а в 1989 она всплыла на «Кристис» и была продана за полмиллиона долларов.