— Идем, прогуляемся по дворцу, пока все спят. — Позволив себе лукавую улыбку, я пропустила служанку вперед, и она, открыв дверь, выпустила меня в коридор.
Я не могла пока судить о размерах места, где оказалась: окна были закрыты слюдой, через которую рассмотреть хоть что-то было невозможно. Ну… зато не дуло, вернее — дуло не так сильно, как могло бы. Я ногами ощущала прохладный сквознячок, что скользил у самого пола, но пока дискомфорта это не доставляло. В молчании мы шли мимо стоящих возле стен стражников, и только понимание того, что плакала моя легенда, если я начну разглядывать их дивные доспехи, заставляло меня с каменным выражением лица двигаться дальше по коридору. А посмотреть было на что: невероятные доспехи, словно взятые из фэнтезийного кино про высокомерных эльфов, сочетались с тяжелыми суконными плащами и серым, похожим на волчий, мехом. Скользя периодически взглядом по лицам стражи, я иногда замечала их взгляды: кто-то смотрел с сочувствием, кто-то — делано равнодушно, а кто-то откровенно с насмешкой. Да уж, принцесса явно оторвалась по полной в своем протесте замужеству. Ой, не с той стороной ты воевала, глупая, а мне теперь разбираться, репутацию восстанавливать, любовь народа снискивать…
Из коридора мы вышли в просторный зал, увешанный портретами различных дворян, чьи лица мне были незнакомы, но стоило моему взгляду дойти до двух самых крупных картин, как я почувствовала вставший в горле ком. Из-под полупрозрачной белой вуали, что прикрывала самый верх полотна, на меня смотрела мама. Молодая, как на черно-белых фотографиях из ее студенческой юности, коронованная, в роскошном платье, сверкающая драгоценностями даже с картины. Я подошла ближе, не отводя взгляда от портрета. Магия в этом виновата или художник был настолько мастером, но мне казалось, что она смотрела на меня своими мудрыми, добрыми глазами, словно бы упрашивая быть добрее к человеку, чей портрет висел по левую сторону. Это лицо я тоже знала, хоть мне и потребовалось какое-то время, чтобы вытащить его из памяти. Фотографий отца было немного, и на большинстве он был с бородой, пусть не длинной, но порядочно меняющей его облик. А на портрете рядом он был чисто выбрит, с уложенными под корону-обруч волосами, и его глаза так же, как глаза матери, будто следили за мной, строго вопрошая, что же достойного я совершила в недавнее время…
Служанка молчала, не решаясь прервать мой молчаливый диалог с портретами. А я рассматривала своих-чужих родителей, горько дивясь тому, в какие жестокие игры с нами, мной и моей предшественницей играет судьба. Мы обе потеряли когда-то тех, кто был нам близок, и обретем их только в обмен на новую потерю. Думала ли принцесса об этом, когда просила помощи через отражение? Просила ли она вообще этой помощи или все — случайное стечение обстоятельств?
Ответов на эти вопросы у меня не было, но в душе теперь появился огонек надежды — найти общий язык с человеком, который не был мне чужим ни по одну сторону зеркала.
Отвернувшись, я резко вздохнула и кивнула замеревшей женщине:
— Пойдем к отцу. Иди вперед, пожалуйста, я не хочу оставаться одна, но мне нужно подумать.
Моя проводница кивнула и повела меня дальше по коридорам, а я подбирала правильные слова для разговора с «отцом».
Здравствуйте, вы думаете, что знаете меня, но на самом деле… Нет, бред. Привет, папа, я тут подумала и передумала… Нет, тоже чушь. Если он хорошо знал свою дочь, то быстро раскусит, что с его роднулечкой что-то не так, и кто знает, что он после этого сделает. Привет, я пришла поговорить… Хм, уже лучше. По крайней мере, начало весьма нейтральное, если он, конечно, не начнет в меня кидаться тяжелыми предметами после вчерашней ссоры, которую напоследок учудила принцесса.
