— По какому праву... — завелся с пол-оборота один из храмовников, зло смотря на меня из-под капюшона. Уже не юнец, но не старше Альвина на вид, он, скрестив руки, вздернул подбородок и моментально перешел на повышенный тон, вызывая во мне глухое раздражение, — ...вы посмели заковать комтура Алой крепости?!
Я молчала, удостоив зарвавшегося служителя лишь коротким взглядом, и хмуро разглядывая вышеобозначенного комтура,заметила, как вздрогнули уголки его губ, скрывая усмешку.
Так, значит, тебе, падла, весело! Убил человека, а теперь стоишь довольный и слушаешь, как выпестованные тобой щенки тявкают на хозяйскую руку?! Ну, хорошо, будет тебе веселье!
Переводя взгляд обратно на стоящего чуть сбоку от Гаратэ храмовника, что аж покраснел от моего пренебрежения, я смерила его долгим взглядом. Потом медленно оглянулась.
Вокруг нас, образовав небольшую зону отчуждения, стояли солдаты. Они едва слышно перешептывались, и я уже знала, что большая часть из них явно в курсе произошедшего в Роне.
— Вы заблудились... — начала я, чувствуя, как шепотки замирают, и это придает мне уверенности. Я здесь главная. Я здесь — рука правосудия, наделенная властью, — как светской, так и божественной.
Мои мысли замерли, ощущение пустоты в груди вдруг исчезло, а в голове раздался знакомый тихий смешок. И голос.
«Явилась...» — вздохнула я мысленно, испытывая странное облегчение. Светозарная не ответила, явно сочтя это ниже своего божественного достоинства, и я ощутила легкий толчок в сознании, мол, ну, давай, где представление?
Пауза тем временем затягивалась, и потому требование божества оказалось весьма кстати.
— ...Заблудились в собственном невежестве, гордыне. В ощущении собственной значимости. И в чувстве собственной непогрешимости. — Я замолкла на мгновение, глядя в глаза комтура, по-прежнему игнорируя стоящего перед Гаратэ храмовника. — Ошибаются все. Каждый может оступиться под бременем власти, под тяжестью прав и обязанностей, что взял на себя когда-то, и груз которых увеличивался с каждым годом. Но ответственность за ошибки лишь возрастает, когда большими правами себя наделяет человек. Сегодня мы решаем судьбу комтура Алой крепости, брата-рыцаря Ханса, который, поддавшись гневу, убил старосту Роны вопреки моему приказу.
Переведя дыхание, я обвела взглядом собравшихся. Храмовники были растеряны — они вопросительно смотрели на своего командира, тот безразлично пожал плечами и произнес на храмовом наречии лишь одну фразу: «По заслугам». Стоящий передо мной служитель вновь повернулся ко мне и едва только открыл рот, как я послала Гаратэ вперед, вынуждая храмовника, сразу растерявшего весь свой пафос, отскочить в сторону.
— Как ты сказал, комтур? «По заслугам»? И с каких это пор у тебя есть право решать поперек моего слова, слова защитницы веры, избранной Светозарной, кто и что должен получить по заслугам?
— Он оскорбил Ее! — От выдержки Ханса не осталось и следа, он сделал шаг вперед, натягивая цепь, и сжал кулаки.
— Он задел тебя. Или после того, как ты начал оспаривать решения магистра Ирвина, тебе показалось этого мало, и ты возомнил, что вправе решать за ту, которой поклялся служить? — Комтур еще только набирал воздуха в легкие, чтобы ответить, а меня уже понесло: — Так я скажу тебе, гордец, что для того, чтобы оскорбить божество, нужно быть по меньшей мере чем-то более выдающимся, чем просто человеком! Все эти, — я вовремя остановила себя, удержавшись от фразы про крестовые походы, — напыщенные слова об оскорблении божества не более чем ширма, за которую ты и тебе подобные прячут свои собственные эгоистичные желания! Свою гордыню! Свою жажду править и управлять чужими жизнями едва ли не наравне с божеством, которому вы приносите клятву служения, а на деле — покупаете себе прощение всех грехов и безнаказанность!
