Центральный рынок столицы действительно жил своей жизнью да так бурно, будто и не было на дворе полноценных тридцати (все же теплеет) градусов ниже нуля. Да, монголы – очень смелый и стойкий народ. А зима – время праздников, и огромный столичный рынок мог поразить даже самого искушенного туриста. Чего тут только не было!
Тапочки, разумеется, тоже нашлись. Мягкие, кожаные – словно расшитые бисером туфельки, отороченные мехом, с мягкой подошвой из верблюжьего войлока. Произведение искусства. Стоившие, как картина в "Щуке" в разгар ценового сезона.
Он прочел на оранжевом ценнике: "домашние женские туфли с соболем" и тихо засмеялся. Вот таких, "с соболем", было всего лишь две пары, Арат хотел купить обе – для Марины, но изнывающая от скуки подружка сестры успела утащить у него из-под носа вторую пару. Пусть. Не скандалить же из-за тапочек, в самом деле!
Устали, разумеется, замерзли, нагрузились сувенирами и даже начали разговаривать. Не сквозь зубы, а так, словно и не было той безобразной сцены в номере.
До самого отлета Арат был один у себя, упаковывал подарки, собирал вещи, отвечал на сообщения. Хоть он и числился в учебном отпуске, совсем спрятаться от работы дипломату никто не позволил.
А в Нью-Йорке сейчас глубокая ночь, и Марина давно должна спать. Взглянул на окошко месса, горевшее вдруг зеленым. Не спит.
— Малыш, чем занята – в такой поздний час? Я — жду самолета.
— О! Ты тоже со связью? Рисую. Прости, невозможно занята, громадный заказ. Мы с Лизой всегда под новый год халтурим, и счет на минуты, потом расскажу.
— Часа через два вылетаем, я очень надеюсь. Будет ли связь там – не знаю. Пиши в оф, я буду стараться поймать. И … удачи отважным халтурщицам. Целую.
Она не ответила, тут же погаснув. Арат знал отлично, что значило: "счет на минуты", но чтобы художники рисовали "на время"? Весьма и весьма интересно.
Лиза? Да, она точно должна знать. А совесть пусть помолчит, он все сделает быстро.
Тем более, что им с Лизой давно уже нужно было поговорить.
На самом деле, с дня того самого "допроса" тогда, на Авроре, они пару раз общались.
Готовя свой план "ночи с танго", монгол очень подробно расспрашивал старшую Выгодскую и о танцах, и даже о том, рискнет ли младшая сесть на его мотоцикл. Это Марине показалось: все происходившее с ней — совершенно случайно.
В истории их отношений она была единственным неизвестным, случайностью, импровизацией. Неповторима и непредсказуема. И лучше старшей сестры эту Звезду его не знал никто.
Так что теперь он по праву считал Лизу чем-то, вроде тайного агента. А когда Марина пропала из семейного эфира перед выставкой, Лиза узнавала именно у Арата: все ли в порядке. Вот и теперь единственным человеком в этом мире, способным удовлетворить его любопытство, была эта женщина. Тем более в Москве было уже вполне утро. Совершенно не ранее.
— Лиза, привет, — он впервые звонил ей, не написав предварительно. Так было быстрее всего.
— О! Привет, что-то случилось?
— Прости меня, Лиза, но я тут извелся, — в трубке раздался смешок и какое-то движение.
— Да ты шалун! Давай ближе к делу, у меня совершенно нет времени, и я еще не ложилась.
— Вот! Не подскажешь мне, милая Лиза, отчего две прекрасные леди на двух континентах так плохо вдруг спят и немыслимо заняты?
— Ты случаем у нас не Отелло? А то вдруг сорвешься, попрешься душить…
— А есть за что? Ближе к делу, агент Лиза.
