— А она?
— Ты ее уже брал?
Задумавшись на секунду, кивнул.
— Женщина, конечно, мнит себя главной. Любовь — нелюбовь. Если тебе отдалась — это может быть случай. Если вернулась — совпадение. Если пришла в третий раз — привыкла. Если осталась — любовь. Но если твоя женщина не хочет ребенка — никогда не обманывайся. Она любит другого. Услышал?
— Моего ребенка?
Дед вытаращился на него, даже кружку поставил на стол.
— Я так, уточнить, — покраснел скулами Арат.
— Потемчина. С тобой, чтобы звал тебя евеэ. А все остальное — лишь между вами двоими.
Арат снова кивнул. Что же, он все услышал. Почти.
— Она русская. Очень красивая, модель и художник. Я хочу ее сделать своей. Попробую. Она упрямая, — он усмехнулся, — очень.
— Любишь, — дед не спрашивал, утверждая. Словно гвоздь забивал в гроб сомнений Арата. — Вот и славно. Иди мойся. Русские — хорошо. Говорят, мой отец тоже был русский. Детдомовский, из Ленинграда. Рано умер, совсем еще юным мальцом. Потому и фамилию нам с матерью дали русскую. Потемкины мы. Любимая книга твоей бабушки — "Потемкин", автор — Брикнер Александр Густавович. Еще с "ятями", в кожаном переплете. Вот оттуда и взяли. Она ведь так больше ни на кого и не глянула. Все мои братья — приемные, много сирот было после войны. Всех согрела, поставила на ноги, образовала. Сам знаешь: деды твои — птицы высокого полета. Потемчины.
Вот так вот, на простых банных лавках, за чаем и открываются страшные семейные тайны. Так значит — Потемкин. Забавно.
Марина Потемкина. Звучит отлично. Будет, чем ее впечатлить.
Снова вспомнил о ней: ее грудь, ее ноги… как он ее "впечатлил" при знакомстве и позже. О!
Под ехидные дедовы взгляды скользнул в глубь мыльни, прикрываясь плетенкой.
Разговор состоялся, его благословили — это однозначно. Он теперь отдохнет и продумает план. Ну, готовься, Марина!
А Марина все эти дни ощущала себе просто жабой, расплющенной катком асфальтоукладчика.
Списывала все на усталость. Теперь, когда она стала "дипломированным специалистом", работы ожидаемо прибавилось.
Завтра уже Рождество, и маркетинговое безумие в Сантах с оленями завалило ее работой. Заказы, заказы, заказы. Если бы были силы — работала бы без перерыва на сон и еду, день и ночь. Самое горячее время в году.
Кружилась голова, временами нападала какая-то жуткая слабость. Мерзла везде, постоянно. Хотелось горячего чая, мягкого пледа и срочно на ручки. А вот есть не хотелось вообще, совершенно, при мысли о еде в горле вставал плотный ком. Знала, что нужно, заставляла себя, даже пельмени умудрилась найти и сварить в своем маленьком камбузе, но от запаха лука, которым был щедро приправлен псевдо-русский деликатес, ее просто едва не стошнило.
И вот тут-то Марина села на стул, задумалась и принялась вспоминать, когда у нее последний раз были месячные. Сразу после отмены таблеток, ведь верно? То есть в ноябре. Еще перед поездкой в Москву. Той самой, где они с Аратом много и беззастенчиво занимались любовью, совершенно позабыв предохраняться. Потому что она, курица безмозглая, разволновавшись, совершенно забыла предупредить монгола. Просто даже ему сообщить. Там, в Москве, кипели такие страсти, что она саму себя не помнила, какая уж там контрацепция!
А на календаре уже двадцать третье декабря.
Даже считать не нужно. У нее задержка.
Марину пронзила дрожь с ног до головы. Затряслись руки. Она глубоко вдохнула воздух, замирая, забывая, как дышать. Нет, нет, нет, этого просто не может быть! Только не с ней!
