Договорить им не дали, подскочила откуда не возьмись, Бэлла, заворчала что-то недовольное, и быстро потолкала их в сторону небольшого нарядного и очень торжественного здания, спрятанного в густых зарослях незнакомого широколистного кустарника. Двери там уже были открыты, и на крыльце стояло существо, которое уже много дней не давало Джемме покоя. Высокий, мощный человек, одетый в узкие брюки, свободную рубашку навыпуск, вырез которой открывал загорелую грудь, стоял, облокотившись на резную стойку крыльца и курил. А смотрел так, что Джемме показалось, что на ней нет ничего – даже этой полупрозрачной туники.
Когда Джемма проходила мимо этого человека, ее кровь превратилась в кипяток. Она подожгла все у нее внутри, и Джемма, наверное, сгорела бы дотла, но взгляд Марка – равнодушно спокойный, холодный и оценивающий, быстро привел ее в чувство, да еще и Бэлла колюче вцепилась в ее локоть, как будто вонзила в кожу свои острые коготки. Одернув себя, опустив глаза Джемма быстро прошла мимо, стараясь не замечать ледяной взгляд темно-синих глаз.
Внутри здание оказалось не менее красивым, чем снаружи. Большой зал, в который, как ручейки в реку вливались группки девушек, был похож на бальный зал. Именно такой – с высокими узкими зеркалами от потолка до пола, с торжественным сводчатым потолком, по которому летели, похожие на стрекоз нежные, нарядные женщины, с узорчатым паркетом, натертым так, что в нем можно было отразиться, почти, как в зеркалах, с изящной утонченной мебелью – старинной, с изогнутыми ножками и обивкой цвета пыльных роз, вышитых этими же розами – Джемма видела в одном из старых фильмах, которые очень любили смотреть Матери, и которые были скачены в планшеты девочек. Рамона считала, что такое кино развивает внутренний мир и гасит низменные порывы, смотреть их вменялось в обязательную программу ежедневного отдыха, и таких фильмов было немало. Многие девочки смотрели их из-под палки, а Джемма любила… Она, как будто, вдруг попадала туда – в этот странный, незнакомый мир, в котором чистые, как слеза, женщины проживали свою странную, бабочкину жизнь.
– Новенькие идут к окнам, рассаживаются там на кресла, тихонько ждут. Стажирующиеся, пожалуйста, занимайте центр зала, вставайте в ряд, старайтесь не заслонять друг друга. Остальные занимают места за столами, можно пробовать фрукты, ждем терпеливо и радостно.
Джемма послушно прошла к креслам, с облегчением увидев Айрин, которая пробиралась к ней. Девушка куда-то пропала, но, к счастью появилась снова, и у Джеммы отлегло от сердца, все таки она была не одна.
– Садись сюда, здесь не будет отсвечивать, и они нас хорошо рассмотрят. А то бывает, светит солнце в окна, их слепит, они раздражаются и смотрят невнимательно. А эти кресла видно хорошо.
– Слушай, Айрин! А они кто?
Айрин с изумлением глянула на новую знакомую, прошипела еле слышно.
– А ты что? Не читала это все при первом обучении? Или тебе не давали об этом читать?
Джемма пожала плечами. В ее текстах не было ничего конкретного. Все обтекаемо и ничего не понятно.
– Ну, ты даешь. Мы существуем для них! Они – высшая раса, они руководят миром. А мы для их удовольствия.
Айрин что-то еще хотела сказать, но в их сторону направилась Бэлла, грозно насупив кругленькие, лысоватые брови, Айрин виновато прикрыла руками рот, глянула на Бэллу, как нашкодившая собачка.
