– Хорошо, – кротко ответила Дженни. Хотя брат был лишь годом старше, она всегда ему подчинялась.
На другой день по дороге в отель она заговорила с матерью о предложении брата.
– Басс говорит, мы могли бы брать у постояльцев белье в стирку.
Миссис Герхардт, которая всю ночь мучительно раздумывала над тем, как бы заработать еще что-нибудь сверх трех долларов в неделю за уборку, одобрила идею Басса.
– Это верно, – сказала она. – Я спрошу в отеле.
Однако, когда они пришли в отель, удобный случай представился не сразу. Только под вечер судьба им улыбнулась: старшая горничная велела вымыть пол перед конторкой портье. Это важное должностное лицо явно к ним благоволило. Ему пришлись по душе добрая, озабоченная мать и хорошенькая дочка. И он благосклонно выслушал миссис Герхардт, когда она осмелилась задать ему вопрос, который весь день не выходил у нее из головы:
– Может, кто из ваших постояльцев согласится давать мне белье в стирку? Я была бы так благодарна.
Портье посмотрел на нее и снова прочел на этом невеселом лице безысходную нужду.
– Посмотрим, – ответил он и тотчас подумал о сенаторе Брэндере и генерале Гопкинсе. Оба они люди отзывчивые и охотно помогут бедной женщине. – Поднимитесь наверх к сенатору Брэндеру. В двадцать второй номер. Вот, – портье записал номер на бумажке, – пойдите и скажите, что это я вас прислал.
Миссис Герхардт дрожащей рукой взяла бумажку. Ее глаза были полны благодарности, которую она не умела выразить словами.
– Ничего, ничего, – сказал портье, заметив ее волнение. – Пойдите сейчас же. Он как раз у себя.
Осторожно и почтительно постучала миссис Герхардт в дверь двадцать второго номера; Дженни молча стояла рядом.
Через минуту дверь открылась, и на пороге ярко освещенной комнаты появился сенатор. Он был в изящном смокинге и выглядел моложе, чем показалось им при первой встрече.
– Чем могу служить, сударыня? – спросил он миссис Герхардт, сразу узнав обеих.
Мать совсем смешалась и ответила не сразу:
– Мы хотели спросить… может, вам надо постирать белье?
– Постирать? – переспросил он удивительно звучным голосом. – Постирать белье? Ну, войдите. Сейчас посмотрим.
Он учтиво посторонился, пропуская их, и закрыл дверь.
– Сейчас посмотрим, – повторил он, выдвигая один за другим ящики солидного шифоньера орехового дерева.
Дженни с любопытством оглядывала комнату. Никогда еще она не видела такого множества безделушек и красивых вещиц, как здесь – на камине и на туалетном столике. Мягкое кресло и рядом лампа под зеленым абажуром, на полу толстый пушистый ковер, несколько маленьких ковриков, разбросанных там и сям, – во всем такое богатство, такая роскошь!
– Присядьте, вот стулья, – любезно сказал сенатор, уходя в соседнюю комнату.
Преисполненные пугливой почтительности, мать и дочь из вежливости остались стоять, но сенатор, покончив с поисками, повторил приглашение. Они смущенно и неловко сели.
– Это ваша дочь? – спросил он миссис Герхардт, улыбаясь Дженни.
– Да, сэр, – ответила мать. – Старшая.
– А муж у вас жив? – расспрашивал он далее. – Как ваша фамилия? Где вы живете?
Миссис Герхардт покорно отвечала на все вопросы.
– Сколько у вас детей? – продолжал он.
– Шестеро, – ответила миссис Герхардт.
– Семья не маленькая, что и говорить. Вы, без сомнения, выполнили свой долг перед страной.
– Да, сэр, – ответила миссис Герхардт, тронутая его вниманием.
– Так вы говорите, это ваша старшая дочь?
