Мне хотелось сказать, что не все, не дикари и не ненормальные, но слова застряли в горле. Ведь убита принцесса Суэла, а это значит, что наследника у принца Льва не будет и... И тут ко мне пришла убийственная по своей сути мысль: а не меня ли считают убийцей принцессы Суэллы?
А я ведь даже не знаю, что там произошло во дворце.
И мне вспомнился первые мои часы в Академии: ректор, которая не стала допытываться о моём настоящем имени, не задала ни единого вопроса об отце, напряженная, как натянутая струна до самой моей клятвы. Хотя увидеть струну в кругленькой женщине было трудно…
– Повторяй за мной, дочка: клянусь, что поступаю в Академию для того, чтобы учиться, чтобы стать магом…
– …стать магом! – от всей души говорю я.
– … что прячусь в стенах Королевской Академии Магии от противящихся моему желанию учиться…
– …учиться! – вторю я и чувствую, как слёзы подкрадываются близко-близко.
– …я не совершала преступлений… – узкие глаза ректора смотрят на меня так, что я чувствую их на своём лице как острые копья.
– не совершила преступлений… – вторила я, пытаясь загнать слёзы вглубь.
– ...ни против человека, ни против Короны…
– …ни против Короны… - жидкие солёные предатели всё же покатились из глаз, а я думала о том, какое это счастье, что всё-таки смогла избежать страшной участи, которую готовил мне отец и его шакалы. И от чистого сердца горячо добавила: – И пусть я погибну, если меня будут к такому принуждать!
Узкие глаза Тэкэры Тошайовны на мгновенье широко раскрылись, но тут же вернулись к привычному виду узких щелок. Она выдохнула.
Я не могла ошибиться – это был явный вздох облегчения. Всё же ректор не полностью доверяла моему рассказу. Я бы, пожалуй, тоже не доверяла…
Я думала, что теперь-то она станет меня расспрашивать, почему я такие слова добавила к клятве, какие обстоятельства и что за люди, и почему же я всё-таки решила прятаться в Академии.
Но ничего подобного не произошло.
О чем Тэкэра Тошайовна спрашивала, так о моей матери. Особенно ректора интересовали её судьба и смерть.
Оказывается, госпожа ректор немного знала о роде моей матушки, о роде Канпе, она сама была откуда-то из тех же краёв, хоть знакома и не была лично ни с одним моим родственником. Потому дотошно расспрашивала о том, как мама учила меня, что рассказывала о магии, какие книги давала читать. А вот отцом абсолютно не интересовалась.
Зато спросила то, от чего я онемела:
– Дочка, как и когда твоя матушка предполагала распечатать твой дар?
Я, только-только затолкавшая слёзы поглубже, ошарашено уставилась на Тэкэру Тошайовну и только смогла выдавить:
– Распечатать?!
Узкие черные глаза стали ещё уже, а госпожа ректор посмотрела на меня долгим-долгим взглядом.
– Ты не знала, что у тебя есть магический дар?
– Я думала… Он всегда был такой маленький… И кое-кто очень сожалел, что дар мне не передался от матери… Что я такая… – тут проклятые слёзы опять стали наполнять глаза, – ни к чему не способная…
Я закусила губу, чтобы позорно не разрыдаться.
А Тэкэра Тошайовна сделала брови домиком, и на её губах мелькнула едва заметная улыбка:
– Дочка, тот тонкий ручеёк, что есть сейчас у тебя – как пар, который паровозу нужно стравливать, чтобы не взорвался котёл. Магия – субстанция почти живая, и запереть её без последствий не получается, поэтому ей оставили небольшой выход. Но это лишь крохи твоего настоящего дара. Поэтому я и спрашиваю о том, как и когда планировалось снять печать. Подумай, вспомни.
