Читать онлайн Анна Агатова - «неотложка» вселенского масштаба

1. ГЛАВА 1. Старик

— ...они не потерпят инаковости, и моментально из дружелюбных людей станут дикими зверями, если ты покажешь свою иномирность. Поэтому поправь плащ, чтобы ничего не было видно, и выходи, — и Всёля отворила дверь.

Передо мной открылась узкая пыльная улочка, в лицо пахнуло горячим воздухом с пряным ароматом, будто мягкая нагретая стена ударила с размаху в лицо и залила движения густой пахучей смолой. Яркий солнечный свет почти ослепил, а шум человеческой толпы забил уши.

Но я сделал первый шаг и пошла, пошла дальше, всё вперёд и вперёд. Мысленно попросила:

— Всёля, направляй.

— Пока прямо.

— Кого ищем? Давай досье.

— Итак, dossier. Имя: Ивлассий-тер. Пол: мужской. Возраст: старик. Род занятий: нищий бродяга.

— Это хорошо, дорогая, это важная информация. Значит, ищем дедушку Власа.

Я уже врезалась в толпу ярко одетых смуглых людей, что двигались с невероятной грацией и скоростью, торговались, зазывали в шатры, дёргали меня за руки, пытались обокрасть или соблазнить. Я почти оглохла и ослепла, но продолжала двигаться вперёд.

Итак, старик. Бродяга. Значит, всё сложно. Работа с изношенными организмами всегда сложнее. Но выводы будем делать на месте.

Дойти бы, а потом найти бы.

— Я бы хотела знать ещё кое-что: как выглядит наш нищий старик-бродяга?

— Выглядит он старым. Но ты не волнуйся, он тебя сразу узнает.

Вот обожаю такие точные координаты! Ведь мгновенно же по ним и найдёшь, и опознаешь!

— Я хоть правильно иду? — уточнила я у привычного голоса в своей голове.

Люди вокруг всё так же кричали, зазывали, толкались и хватали за руки. Да и я то и дело цеплялась головой за свисающие между торговыми рядами ткани, бусы, клетки с птицами, какие-то длинные перья и прочие атрибуты рынка.

Особенно сильно во всём этом бедламе тревожили улыбки людей. Улыбки искренние, широкие, даже немного заразительные.

Но все они почему-то были… зеленозубые.

На всякий случай в ответ я не улыбалась, давя этот явно лишний порыв на корню.

— Почти. Теперь направо, быстро. Сейчас!

Я резко свернула в узкий проход между шатрами, который едва не проглядела из-за этих зелёных зубов.

— Они — за естественность. Зелёный — цвет трав, природы, потому и зубы должны иметь этот оттенок.

Мои мысли, видимо, были слишком «громкими», что она их «услышала» и ответила.

— Мода, значит, такая, — кивнула я и вышла к высокой каменной ограде, вдоль которой стояли чахлые редкие деревья, были свалены кучи всякого хлама и гнил мусор, наполняя атмосферу невообразимым помоечным смрадом.

Увидев это, Игорь бы приказал выжечь тут всё и сам принял посильное участие. С удовольствием принял бы. Я даже отчетливо представила, как кривились бы его губы от омерзения, узри он подобную картину, и как заплясал бы шар оранжевого огня на его изящной ладони, и как радовался бы он, наблюдая пожар.

— О, Вселенная! Здесь же нечем дышать!

Сейчас как нельзя кстати было то, что общалась со Всёлей я мысленно — сколько же этой вони я могу не вдыхать!

— Это нормально. Для местных жителей, конечно. Нормально, потому что естественно. Теперь смотри в оба.

Это предупреждение уже было лишним — я увидела его, нашего Власа.

Старик сидел на более-менее очищенном от мусора клочке земли и подпирал спиной каменную стену. Седая голова свесилась на грудь, одна нога, та, что в окровавленных лоскутах, вытянута вперед, другая — согнута в колене, узловатые жилистые руки, почти черные от загара, безвольно лежали на земле. Одежда, видимо, тоже была модной, потому что выглядела очень естественно в окружающем пейзаже — живописнейшие лохмотья невероятной степени загрязнённости.

Мой тяжелый сапог хрустнул на какой-то куче мусора, и старик медленно поднял ко мне лицо.

Сквозь спутанные седые волосы, прилипшие к потному, тоже загорелому лбу, на меня глянули мутные от боли глаза. Улыбка на потрескавшихся губах стала проступать ещё до того, как он мог меня рассмотреть.

— Ты пришла... — хрипло прошептал старик, чуть приподнял руку в приветствии и вновь уронил её. Карие старческие глаза, смотревшие на меня, наполнялись слезами.

— Что с тобой, отче?

Я поперхнулась неожиданно сорвавшимся словом. Сочетание звуков, хоть как-то напоминавшее слово «отец», давно исчезло из лексикона. Да и моя привычка давать своим гостям имена впервые дала осечку. Старик улыбнулся шире — пересохшая бледная губа лопнула и из неё выступила капля крови. Он на мгновенье прикрыл глаза, чуть кивнул.

— Нога, — простонал виновато и подбородком качнул в сторону колена.

На вытянутой конечности темнела рана и была она плоха — сквозь прорехи на штанах было заметна отёчная багровеющая кожа, край раны запёкся, спаявшись с рваной тканью, став почти чёрным. Пикантно украшали композицию белеющие в середине обломки торчащей наружу кости, за динамику картины отвечали мухи, во множестве кружащиеся вокруг и ползающие внутри раны.

— Дрянство, — выругалась я — в такой ситуации хоть бы без сепсиса обошлось.

Опыт подсказывал, что всё очень плохо. Запущенная рана, жаркий климат, насекомые. Но главное не это, главное – возраст. Всёля, конечно, всегда помогала, но одно дело лечить ребёнка в тяжелом состоянии, совсем другое – старика.

Ну и проблема ближайшего времени, прямо насущная — сам он идти не сможет, а перенести его обычным способом тоже не получится — здесь всё должно быть естественно. И зелёные зубы — ещё чепуха. Как мне нашептала Всёля, в этом мире можно получить по макушке за те простые штучки, которые я так люблю в своей работе, и которые кое-кто может посчитать чудесами, то есть тем самым, что вовсе не естественно.

— Всёля, что будем делать? Здесь я не смогу помочь, а транспортировать его на борт нереально. Может, просто позвать местного лекаря?

— Нет, Ольга, местный лекарь тут уже не поможет. Власия напоили всеми возможными отварами, а этого, как ты понимаешь, мало, — я скривилась, глядя на распухшую багровеющую ногу старика. — Этот человек мне нужен. Давай его на станцию.

В проходе между шатров мелькнула мальчишеская фигурка, и я длинно и громко свистнула, пытаясь дышать через раз, чтобы не глотать омерзительную вонь.

— Эй, парень!

Мальчишка мигом высунул ко мне голову.

— Тележка есть? — и многозначительно звякнула мелочью в кармане.
Грязная мордочка украсилась зелёнозубой улыбкой — никаких сомнений, тележка есть.

И быстренько, конечно, мысленно, уточнила у Всёли:

— Какая монета тут в ходу?

— Вытаскивай смело, — только и ответил мне голос в голове.

— Спасибо, дорогая, – поблагодарила её и строго глянула на мальчишку. — Отлично, давай её сюда.

Мальчишка исчез мгновенно. А я наклонилась и прощупала пульс у старика, пока он всё так же счастливо улыбался и рассматривал меня. Жилка под сухой и горячей кожей запястья бешено билась, танцуя невероятно рваный танец. Плохо — горячка, сердце работает с перебоями. Влас всё смотрел на меня — руки дрожали, голова покачивалась на худой шее — и улыбался. Губы подёргивались, будто он хотел что-то сказать.

Или заплакать.

Я присела рядом.

— Отче, — опять в груди царапнуло от этого слова, но назвать его по-другому не получалось. Я кивнула на ногу: — Болит?

Он осторожно двинул головой, не переставая улыбаться, и я приняла это движение за согласие.

— Ещё где-то больно?

Слабая рука потянулась к груди.

— Понятно. Инъектор, — пожелала я, и в руке воплотился любимый инструмент.

Я оглянулась по сторонам — нет ли случайных свидетелей? Но помойка на задворках базара никого не интересовала, в этот ли час или вообще никогда, и я быстрыми движениями обколола рану.

— Сейчас будет полегче, — шептала, вызывая тунику.

Натянула сканирующую плоскость. В тени каменного забора её было видно лучше, чем на солнце, но, надеюсь, что зрителей всё так же нет: оглядываться не могла — нужно было смотреть в оба на сканирующую плёнку. Провела руками вдоль тела старика. Ой, сколько же тут было работы! А сердце — да... сердце, как и нога, требовало срочной помощи.

Инъектор исчез, а я представила капсулы и в ту же секунду ощутила, как в ладони материализуется металлическая трубка с лекарством.

— Давай, отче, это под язык, — вложила я одну капсулу ему в рот. — А это держи, будешь сам глотать, если станет хуже. Нужно будет ещё одну положить в рот. Понятно?

И сунула в грязную ладонь трубку с капсулами. Он чуть заметно кивнул и опёрся головой о стену, лицо расслабилось, улыбка стала блаженной. Вот и хорошо — лекарства начали действовать.

Быстро нараставшее дребезжание превратилось в грохот с одномоментным явлением мальчишки — он толкал перед собой ручную тележку на одном колесе.

— Госпожа! — абсолютно лишний, на мой взгляд, крик. — Вот!

Я выгребла блестящую шелуху из своего кармана, стараясь не удивляться странному внешнему виду денег, и высыпала всё в подставленные ладони. Мальчишка радостно осклабился.

— Не много ли? — тревожно спросила у помощницы.

— Нет. Чуть меньше, чем он получает за день.

Едва счастливый ребёнок исчез между шатрами, я ещё раз воровато оглянулась по сторонам — не хотелось бы провалить дело по нелепой ошибке. Приказала мысленно:

— Транспорт!

Воздух под стариком уплотнился и чуть приподнял его. Но тот не вскрикнул, не дернулся — хорошо, не привлёк случайное внимание. И плохо — сознание спутанное, значит, очень тяжелое состояние.

На всякий случай я сделала вид, что сама поднимаю его и пересаживаю в тележку. Плотный слой воздуха держал старика над её дном, а лохмотья прикрывали зазор.

Местное транспортное средство было немногим чище того безобразия, что творилось вокруг, хотя это было и неважно. Толкать пустую тележку было несложно. И хорошо – с той ровностью дорог, вернее, направлений, что здесь была, неподвижность сломанной ноги вряд ли обеспечить. А вот толкать её с той же скоростью, с какой старика нес мой транспорт, — сложно.

Пришлось объезжать базар по краю, отчего времени потратила больше, чем планировала.

В этот раз Всёля, вернее — станция, её физическое воплощение, предстала передо мной высоким шатром из цветастого войлока с приветливо приоткрытой над входом завесой. Смотрелась она очень в местном стиле, разве что размеры поражали. Расположение чуть вдали от базарной площади делало её почти незаметной среди местной архитектуры — хибар и подобных же шатров.

Едва входная дверь за нами закрылась, воздух моментально стал меняться на более прохладный и однозначно — более чистый. Зато амбре, исходившее от старика, стало настолько явственным, что терпеть его стало непросто.

— Всёля, — спросила без звука, — его можно искупать или опять есть какие-то культурные особенности в отношении чистоты?

— Ольга, твоя предупредительность восхищает, — ага, как же! Вот и интонации остались холодными и неживыми. — Он из тех, кто принимает традиции, но никогда не навязывает свои. Ну и он очень беден, а там, откуда мы его забрали, слишком жарко, чтобы вода была доступна всем. Он только порадуется такому подарку, если ты его ещё и искупаешь.

— Хорошо, — я на ходу скидывала плащ и очищала руки. — Сначала моем его, потом занимаемся ногой и уже после — всем остальным. Мне не нравится состояние его сердца.

***

Старик пришёл в себя поздно вечером по нашему станционному времени. Я собиралась уже лечь поспать — день выдался тяжёлый – и перед сном зашла проведать своего гостя. Он повернул голову на звук моих шагов, и опять его лицо осветилось той самой улыбкой — будто он встретил ангела.