Пустынные коридоры, за окнами – темно, и только восточный край неба сереет, и в это темноте тёмный серый плащ с глубоким капюшоном хорошо маскировал медленно крадущуюся фигуру. Застынь Перла неподвижно в каком-нибудь углу, куда свет редких настенных факелов не достаёт, и она легко сольётся с густой тенью.
Правда, была и оборотная сторона у этого сонного сумрачного утра — любой звук, как бы тих он ни был, раздавался словно грохот. Но и здесь она смогла обернуть ситуацию в свою пользу: чужие шаги Перла уловила бы задолго до того, как человек приблизится на сто шагов. А чтобы скрыть свои, надела туфли на мягкой тряпичной подошве.
Шаги стали очень тихими, почти незаметными. Да вот только беда – ноги мёрзли в обуви на тонкой подошве, да так, что она их уже не чувствовала. А нужно было ещё добраться до картины с бесконечной чередой королевских детей.
Когда Перла выбралась из тайного хода в толстой стене дворца, до галереи оставалось ещё много, очень много тихих, крадущихся шагов. Слава Плодородной, стражи было немного, да и посты в этой части дворца стояли редко — всё же не тронный зал. Перла облизнула пересохшие от напряжения губы и тихо двинулась дальше.
Надежды на то, что ответ на их записки лежит в условленном месте, не было: могли бы помощники его высочия Дамиана так быстро ответить на их вопросы? Заметили вообще их записку? Перла сомневалась. И как бы князь Марун горячечно ни утверждал, что его Рада (кто она такая, Перла не стала выяснять, экономя время) сделает всё, что нужно, и сделает быстро, верилось всё же слабо.
Хорошо, конечно, если бы было так, как он утверждал. Но привыкшая за эти месяцы к неспешности Оландезийского двора, Перла сомневалась. Очень сомневалась. Казалось, весь мир двигается будто в густой смоле – медленно и плавно, растягивая каждое движение на долгие минуты или даже часы.
Но всё же пошла в эту вылазку – им крайне нужна была информация, и пренебрегать хоть малейшей возможностью получить нужные сведения, девушка не стала. И если сегодня ничего не найдет в тайнике за картиной, пойдёт снова. Завтра утром или даже сегодня ночью: они были беспомощны, словно новорожденные котята – слепы, практически глухи, безмолвны и физически немощны. Хотя здесь только наполовину – Перла не однажды видела, что князь упорно тренируется. Вот только спасёт ли это их, неизвестно...
Ещё два шага и сдержанное дыхание, и она уже проскользнула в галерею. Всё так же тихо, крадучись, прошла в дальний неосвещенный угол. На самой длинной в галерее картине отсчитала восьмого царевича справа налево. В темноте приходилось полагаться на чувствительность собственных пальцев — раз за разом обводя контуры голов, которые прощупывались более рельефными выпуклостями на холсте. И хоть это качество было у неё не то, чтобы на высоте, но она не видела портретов, даже если приближала глаза к холсту так, что ресницами касалась его, и выхода не оставалось.
Кроме того, приходилось быть осторожной. Отсчитав очередного царственного ребёнка, Перла оборачивалась к выходу из галереи: не идёт ли кто?
Когда наконец насчитала восьмого, облегчённо выдохнула.
И сама испугалась, замерла – так громко это получилось. Застыла неподвижно, с напряжёнными ногами и руками, готовая в ту же секунду нырнуть в ближайший тёмный угол.
Ещё пару мгновений постояла, одновременно успокаивая нервное дыхание и прислушиваясь – не идёт ли кто?
