Мондзолевского, Сибирякова, Буро бина, Качаравы, Кравченко, Саурамбаева, Гай кового, Платонова?..
И самое удивительное – когда успевал проглотить пять (шесть, семь) холодных, как онежский лед, бутылок жигулевского, а потом полночи сидеть в гостинице «Северная» и слушать великолепную «травлю» за волейбол и жизнь тренера одесско го «Буревестника» Марка Барского (с одесситами я тогда особенно сдружился), остроумные, с подначкой рассказы держащегося особняком, чуть надменно, гордого потомка грузинского княжеского рода Гиви Ахвледиани, на ставника ЦСКА; два или три раза посидели в гостиничном ресторане с другом моего первого тренера Василия Акимова – Николаем Михеевым…
Ни Геша Гайковой, против которого я одиннадцатью годами раньше играл за Петрозаводск на матче четырех городов на Зим нем стадионе, ни Вячеслав Платонов в круг моего тогдашнего общения не входили. Оба выступали за ленинградский СКА, продувший все встречи в петрозаводском туре чемпионата страны; на фоне тогдашних грандов – одесситов, московских армейцев, казахстанцев – наследники замечательной команды Ульянова, Воронина, Эйнгорна, Михеева выглядели бледно. Матчи с их участием организаторы ставили на утренние часы, казалось, ленинградские армейцы спят на ходу. Публика их освистывала, с балкона Дома физкультуры кричали: «Про снитесь! Не позорьте Ленинград!..»
Я спрашивал Василия Филипповича Акимова, что с нашей любимой командой (она приез жала в Петрозаводск в конце сороковых и произвела на петрозаводчан грандиозное впечатление) стряслось и почему Николай Сергеевич Михеев не встряхнет своих орлов… «Квасят орлы, – вздыхал Василий Филиппович. – И первый в этом Гена Гайковой, которым ты так восхищаешься. Один только Славка Платонов бьется, как рыба об лед».
Видя, что Михеев не справляется с командой, и желая помочь СКА, я передал в «Советский спорт» большой отчет, где «врезал с носка» армейцам, приведя в пример их товарища по команде Вячеслава Платонова – единственного, кто бьется до конца, кто летает над крашенным охрой по лом петрозаводской площадки, доставая в падении мертвые мячи, врезаясь в сидящих по пери метру тесного зала
«болельщиков», кто проламывает «крюком» блок, пытаясь пробудить, за вести, заставить сражаться остальных…
И теперь, когда Вячеслава Платонова, легендарного человека игры, признанного Между народной федерацией волейбола одним из лучших тренеров XX века, введенного в Зал мировой волейбольной славы американского города Холиока, места рождения волейбола, уже нет с нами (Вячеслав Алексеевич умер от неизлечимой болезни 26 декабря 2005 года), когда он приходит ко мне в снах и спра шивает: «Какие новости?» – я вспоминаю Петрозаводск шестьдесят пятого. Январскую стужу, ледяное «Жигулевское», байки Барского, бывшего пасовщика с гибкими, сильными пальцами пианиста-виртуоза, подначки Ахвледиани, обстоятельные рассказы хмельного Михеева и бьющегося, как рыба об лед, Платонова, единственного в своих командах – клубных и сборных, кто никогда не выкидывал на ринг площадки белое полотенце, кто сражался до последнего патрона, до после днего вздоха. Единственного, кто трижды воз вращался на капитанский мостик национальной сборной своей страны. Единственного из всех советских тренеров и спортсменов-олимпийцев, кто отказался публично поддержать принятое на самом верху, на Старой площади Москвы (там размещался Центральный комитет партии), решение о бойкоте Олимпийских игр 1984 года в Лос-Анджелесе…
