— Дариночка, рыжая моя ведьмочка, просыпайся! Солнышко встало! А рабства никто не отменял, — хихикнула, зажимая рот ладошкой. Сегодня Дарина пойдет в лавку, а мне предстоят «великие свершения» на благо Старой Хельги. Интересно, что на этот раз задумала старуха. Сложно ей бедненькой учить нас глупых и бездарных магии, да и придумывать «занятия» нелегко, какую фантазию надо иметь, какой извращенный ум!
— Иза, ну еще дриадочку! — хриплым ото сна голосом пробурчала заспанная ведьма и отвернулась от меня, укутывая голову одеялом. Худой, но вполне пропорциональный зад в толстых колготах «оголился», лишенный надежной теплой защиты. Не удержалась, хлопнула девушку по попе, отчего та взвизгнула и обиженно засопела, пытаясь и его запрятать в тепло и уют.
— Дряниночка, — повторила любимое обзывательство старой корги, заканючила я. — Заинька, рыбонька, помоги!
— Ага, вот прямо бегу и падаю, — буркнула рыжая ведьма, высовывая голову из надежного укрытия. — А это, — ткнула пальцем в попу, обтянутую шерстяными колготами, — тебе еще аукнется. Слышала слово такое — возмездие!
— Да нашло оно меня, Дарь! Обнаружило! И теперь только ты мое спасение, — хихикнула и залезла на кровать рядом с девушкой, настойчиво потягивая одеяло на себя.
— Уйди, ведьма! — завопила Дарина, опомнившись, и попыталась выдернуть великую ценность из моих рук. Но не тут-то было, держала я крепко и сдаваться не собиралась. Не знаю, сколько прошло времени, пока мы дурачились, брыкались и дрались подушками, но сей процесс проходил практически в тишине. Собственные веселые крики мы научились сдерживать. Во всяком случае, пытались, честное слово!
Тихий скрип ступеней мы услышали одновременно. Переглянулись и моментально поспрыгивали с кровати. Я бросилась в умывальню, а Дарина, ритмично и споро, прибирать кровать. Ведьма старательно поднималась к нам. И это означало лишь одно — кому-то точно влетит!
— Крошки мои ненаглядные, — послышалось из-за дверей. Этот противный голос был слышен даже из-за прикрытой двери и промораживал насквозь, заставляя кривить физиономию, как от кислого снадобья. — Змеюченька моя золотая, куда же ты запропастилась! — зычный голосок, громкий, сотряс комнату. По мою душу явилась, это очевидно. Выползла из закутка, где стремительно натягивала «праздничный наряд» и, не поднимая головы, тихонечко, жалостливо произнесла:
— Госпожа, вы велели красоту навести, — согласна, переигрываю, но страшно-то ведь как!
По глазам вижу, сжалилась старуха, чуть слезу не пустила от тона моего мягкого, раболепного. Нравится ей чужая зависимость, как наркотическое снадобье — не попьешь, загнешься.
Посмотрела на меня взглядом довольным. Румянец от борьбы с Даринкой наверняка приметила, пусть думает, носилась я быстрей сивки-бурки, приказание ее исполняя.
— Измира, Измира, — покачала головой недовольно. — Змею на груди пригрела, чувствует мое сердце — нет в тебе уважение к старости, к власти. Глупая ты, детка, и ничего с этим поделать нельзя.
— Я старалась, госпожа, — полные глаза слез натекли. Обидно все-таки. Ведьма не чужая, все видит.
— Красивая ты, Измира, рыжая. Только красотой своей распорядиться не можешь, ума не хватает, — вздохнула, хмыкнула и отчалила восвояси.
— Распорядиться?! — зло прошипела, аки упомянутая рептилия. — Ноги раздвинуть перед мальчиком богатеньким в погоне за жизнью сытой и лишиться единственного, что мне дорого — магии?!
