– Полежи со мной, – тихо попросила я.
Шон устроился рядом, притянул меня к себе и осторожно обнял.
– Ты меня беспокоишь, Карина. Ты так кричала... Отбивалась.
Я положила голову ему на грудь, смежила веки, пытаясь немного расслабиться. Но засыпать боялась. Мне казалось, что стоит только провалиться в мир грёз, как кошмар повторится. А голос Шона, бархатистый, негромкий, меня отвлекал.
– Я бы хотел увезти тебя сегодня домой, но не могу. Тогда придётся сказать Фредерику, что тебе нездоровится. А об этом никто не должен знать. Это важно, – мягко говорил он, перебирая мои пряди. – Сейчас ты для всех восходящая звезда Пантеона. Энергичная и перспективная. Нельзя никому давать повод в этом усомниться. От этого слишком многое зависит.
Слова Шона прозвучали странно, но что-то в них было такое, отчего напряжение пошло на спад.
– Хорошо, не волнуйся
– Я найду повод, чтобы утром уехать. Но на ужине ты должна всем улыбаться и, как и всегда, сиять. А если станет совсем плохо, скажи, что тебя осенила потрясающая идея и ты хочешь немного поработать.
Уголки моих губ дрогнули. Гениальная отмазка.
– Ты так часто поступаешь?
– Бывает иногда.
Я придвинулась к нему ещё ближе. Шон спас мне жизнь. Он обо мне заботится, опекает. Я должна ему доверять. А что до кошмаров... Чего только на фоне жары и стресса не приснится?
От Шона шло убаюкивающее, успокаивающее тепло, которое действовало на меня, как снотворное. Так что вскорости я опять задремала.
3. Глава 3 Иллюзия благопристойности
Напряжение... После пробуждения оно не исчезло. К сожалению. Я ощущала его и во время подготовки к ужину, и пока мы с Шоном петляли по лабиринтам особняка господина Штольцберга в поисках столовой.
Шон... На его губах играла улыбка, а взгляд голубых глаз сделался острым, внимательным, ледяным. Он явно что-то заподозрил и теперь осторожно, почти незаметно за мной наблюдал. Я подумала, как было бы здорово рассказать ему про найденный прототип и обсудить то, что меня так беспокоило. Уверена, он сумел бы развеять все мои страхи и опасения. Но внутренний голос подсказывал, что этого делать пока не стоит. Возможно, позже, но только не сейчас.
А ещё я очень переживала за Элли. Как она? Удалось ли ей незаметно вернуть прототип отцу? А если нет, то чем это ей обернулось?
В груди пустило корни волнение, в то время как мягкая улыбка приклеилась к губам, а ноги упорно неслись вперёд, желая, как можно скорее, увидеть мою сообщницу.
– Femme fatale. Завидую самому себе, – произнёс Шон, когда я замерла перед своим отражением в небольшой круглой комнате, ориентировочно подвальной, где зеркала на стенах чередовались с прямоугольными деревянными панелями.
Под потолком сияла эфириусная позолоченная, а может, и золотая люстра в виде феникса. Он изгибал длинную шею, крутил головой, чистил клювом металлические перья, махал крыльями, хвостом, по которым струилось ожившее пламя. Но я удостоила его лишь мимолётным взглядом, сконцентрировавшись на своём лице. Пришлось сделать макияж поярче, чтобы придать моей бледности налёт аристократичности, а многострадальным глазам – томности и глубины. Краснота и припухлость век почти полностью исчезли, а вот мигрень осталась, и я гадала, как сильно это всё было заметно.
– Ничего не видно, – прошептал Шон, будто в унисон моим мыслям, и положил ладонь мне на талию, затянутую в зелёный бархат. Поверх дорогого наряда была наброшена бриллиантовая сеть. Шон хотел, чтобы я блистала.
