К тому же…
«Арбайт махт фрай!» (нем. Arbeit macht frei – Труд делает свободным) – так считает любимая половина. Всё верно: физический труд возвышает человека, а к особенностям женской психологии нужно относиться с великодушием.
Грядки, теплицы, а также малина, уронившая ветви на землю и безнадёжно заросшая крапивой. Да ещё эта, перекошенная набок, трухлявая, словно дремучий пень, компостная яма.
Тьфу!
Купленная за немалые деньги и вываленная на край дороги навозная куча смердит на всю округу. Не иначе, как запахом свободы. Вилы, лопаты, вёдра. К ним прилагаются и стильные сапоги-скороходы, именуемые на «великом и могучем» словом «говнотопы».
«Що це таке?» – голос мамы вырывается из подсознания.
А це – сермяжное нутро «безмятежного» загородного отдыха. Прикинув кашемировый клифт Папы Карло, тебе остаётся лишь работать и радоваться, радоваться и работать.
«Арбайтен унд копайтен», – подобием благословления из Священного Писания звучит набатом, ставя жирную точку на этой теме.
Как и в отношении дачного «отдыха», у Миши существовал собственный взгляд и на ежегодный отпуск.
Отпускная тема хоть и отличается нюансами, однако…
«Пищи, не пищи – твой мышиный писк никому не интересен, поскольку парадом командуешь не ты. Ты поражён в правах с момента подписания Акта капитуляции в стенах ЗАГСа. Пусть и назывался он иначе – не «капитуляции». Пусть и сопровождался бодрящими аккордами «до мажор» Феликса Мендельсона, однако внешние проявления иллюзорны. Важна лишь суть.
Обязаловка является антиподом свободы.
Обязаловка нивелирует человека, убивая его творческое начало.
Обязаловка напоминает манную кашу в детском саду. Пока ты, давясь от неприятия, не запихнёшь в себя положняк, то так и будешь сидеть за столом, наблюдая за играми товарищей, ковыряя липкую, похожую на клейстер субстанцию, размазывая комки по краям тарелки, а слёзы по щекам.
«Что касается отпуска, – думал Миша, – то он принадлежал, принадлежит и будет принадлежать только мне. Отпуск напоминает глоток свободы, очерчивая тот «несгораемый» минимум, что остался от былых школьно-юношеских вольностей».
Осознание сего факта поддерживао в его душе тлеющий огонёк индивидуальности, позволяя оставаться самим собой.
«Моя зависимость от Ольги весьма существенна и носит объективный характер, поскольку в каждой семье существует свой уклад, свои правила. Но допустить, чтобы зависимость превратилась в абсолют, нельзя ни в коем случае. Иначе регрессия собственного эго («эго» – часть человеческой личности, осознаваемая как «Я») примет необратимый характер, начав перевоплощать человека в домашнего пуделя, которого хоть и кормят, моют, чешут, всячески обихаживают, и даже целуют на сон грядущий, однако выгуливают исключительно под приглядом. А чуть что, будь то шаг вправо, либо влево, как тут же раздаётся требовательное «К ноге!». А коль ослушаешься… хотя… некоторым людям безразлично, кем быть по жизни. Однако ну его нахрен».
Принятая линия поведения позволяла Мише держать личные деньги под личным контролем.
Эти деньги хоть и выдавались супруге без всякой меры для оплаты её маникюров-педикюров, фитнеса-пилатеса, диетических продуктов и шоппинг-похождений по брендовым бутикам, но в данном вопросе важны не суммы, а их позиционирование, ведь свобода распоряжения финансовыми средствами, как ни крути, позволяет чувствовать себя субьектом (
