Первым порывом, конечно, было немедленно убраться из его дома. Не хочу быть обузой. Сама понимаю, насколько я тут не к месту. Осознаю, насколько обременительна для этих едва знакомых людей. Ведь я даже элементарных вещей без помощи сделать не могу.
Но пришлось проглотить свою гордость после всего услышанного.
Я нуждаюсь в нем. И судя по его словам ночью — мы не совсем чужие люди. Даже если этого недостаточно, чтобы брать на себя ответственность за беспомощную инвалидку, я сделаю все возможное, чтобы меня не прогнали.
Ненавижу это все! Чувствую, как к горлу слезы подкатили. Психую, не в силах одновременно удержать полотенце и при этом застегнуть лифчик.
— Серьезно? — слышу скептический выдох за спиной. — После всего будешь продолжать прикрываться от меня?
Голос приближается. Теплые пальцы касаются спины, которая невольно выпрямляется от этих прикосновений. По тому, как стянуло грудь, понимаю, что непослушные крючки наконец попали в петельки. Глеб Витальевич, как куклу, поворачивает меня к себе лицом и довольно грубо выдергивает из-под бюстгальтера полотенце.
— Так и будешь до ужина возиться? — бросает зло.
Я ежусь от холода в его голосе. Вчера он казался совсем другим. Я догадывалась, что он попросту пьян. Но не думала, что перемены окажутся столь кардинальными. Замираю, когда мне на голову натягивают легкую ткань. На секунду теряюсь.
— Руку просовывай, — велит строгий голос, которому я тут же хочу подчиниться.
Еще не понимаю, куда что просовывать, но поднимаю перед собой предательски дрожащую ладонь. Я буквально кожей ощущаю его раздражение. И мне неловко от этого. Словно я снова теряю зыбкий баланс. Голова начинает кружиться...
Однако стоит ему взять мою ладонь в свою, как я тут же заземляюсь. Спасительная рука увлекает меня за собой. И я следую уверенно. Только на ходу ощупывая платье, что оказалось на мне.
По резкому запаху кофе понимаю, что мы вошли в кухню.
— Твою мать, — устало выдыхает обладатель спасительной руки.
— Тут, наверно, бардак? — спрашиваю я, ощущая жар от его плеча на своей щеке.
Поднимаю глаза чуть выше этого тепла. Туда, где предположительно должны быть недовольно нахмуренные брови. Я даже вполне ярко могу представить, какие эмоции сейчас читаются на его лице. Губы сжаты в жесткую линию, между бровей пролегла складка, а глаза в ярости мечутся по кухне, оценивая масштабы организованной мной кофейной катастрофы. Интересно, какого цвета эти глаза...
Из моих рук вдруг ускользает теплая ладонь. Я приоткрываю рот в немом протесте, но тут же закрываю его, когда эта ладонь ложится на мое плечо и заставляет пятиться.
Упираюсь спиной в прохладную стену и так и остаюсь стоять, пока мужчина, матерясь себе под нос, суетится в просторной кухне, наводя порядок. И благодаря этим ругательствам я словно могу наблюдать за его перемещениями.
Мне стыдно. Чувствую, как жаром обдает щеки, но сделать ничего не могу. Сейчас пытаться ему помочь — только еще хуже сделать. Вот и стою послушно у стены.
— Иди ко мне, — неожиданно велит строгий голос.
Не задумываясь, подчиняюсь. Отлипаю от стены и двигаюсь в ту сторону, откуда донесся голос. Знаю, что он смотрит. Прямо чувствую. Поэтому стараюсь ступать осторожно, не выглядя при этом слишком неуклюжей.
Ничего не выходит. Босые ноги, как назло, скользят по влажному полу. Выставляю перед собой руку, пытаясь поймать равновесие.
