Все правильно. Вам лучше уйти. Я ужасный человек.
— Уходите, — шепчу, глотая слезы.
Слышу, как скрипят пружины. Отворачиваюсь. Его не должны останавливать мои истерики.
— Ладно, — тихо рокочет за моей спиной голос. — Пойдем другим путем. Я не уйду, пока ты не расскажешь.
Да что он творит?! Какого черта ему от меня надо? Я же вроде ему пытаюсь жизнь облегчить, чего он упирается-то?!
Подскакиваю на кровати.
— Оставьте уже меня! За что вы так со мной? Хотите напоследок любопытных подробностей? Договорились! Я — убийца! Этого достаточно? — Голос срывается, и я замолкаю, продолжая глотать слезы.
Это первый раз, когда я рада, что не вижу. Не вижу презрения в его глазах. Осуждения. Не вижу, как он молча разворачивается и покидает комнату, наконец осознавая, что эти проблемы — не его забота.
Оседаю на диван, прикрывая лицо руками. Больше не могу сдерживать рвущиеся наружу рыдания. Даже сама понять не могу, отчего реву. Оттого ли, что убила человека? Или оттого, что этот самый человек меня домогался? По сути, это ведь была самооборона. Но прошло столько времени, что теперь я уже вряд ли кому-то что-то докажу. Да и как доказывать, если я элементарно ничего не помню. Однако что-то подсказывает, что у моих слез есть куда более эгоистичная причина.
Он ушел...
— Алло, Вить, — вздрагиваю, услышав перед собой голос. — Свяжись-ка с моим адвокатом. Узнай, где он сейчас. Передай, что, возможно, в скором времени мне понадобится его помощь, так что пусть никуда не уезжает.
Выпрямляю спину и отнимаю руки от лица. Он еще здесь?
— Так, теперь с тобой, — очевидно, обращается ко мне. — Истерику свою щас же прекратила. И спокойно рассказала, что такого вспомнила и почему пришла к таким скоропалительным выводам.
— Вы поч-чему не ушли? — хлюпая носом, выдавливаю я.
— Я вроде ясно сказал, что пока все не расскажешь, не уйду.
— А до этого сказали наоборот! — пытаюсь протестовать я.
— Анна, ты с завидной самоотверженностью проорала признание, поэтому я более чем уверен, что твоя бывшая соседка уже вызвала полицию. Так что у тебя не так много времени, чтобы объяснить все мне, чтобы я успел сообразить, как тебя отмазывать.
— Меня посадят? — всхлипываю я.
— Только через мой труп, — будто и вовсе не задумываясь над ответом, угрожающе шипит Глеб.
— Так ведь не бывает. Если я убила человека, то должна понести наказание...
Затихаю, когда шершавые пальцы вдруг проходятся по моим щекам, утирая слезы:
— Я вроде, сам того не желая, немало тебе уже поведал о себе. Может, ты даже догадалась о моем... — замолкает, словно слова подбирая, — нечистом прошлом. Поверь, я знаю о-о-очень много людей, которые действительно заслуживают наказания. Ты им и в подметки в этом плане не годишься. Так что договоримся так: покуда весь тот мой список плохишей, со мной во главе, не окажется за решеткой, тебе там делать нечего.
Прикусываю губу. И чувствую, как у меня глаза на лоб лезут. Не могу это контролировать. Значит, он...
— Умница, невеличка. Сейчас самое время снова начать меня бояться. Больше не верь на слово всяким пьяным дядькам. Я — не хороший. Никогда. — Он как-то подозрительно обреченно вздыхает. — Надеюсь, теперь, когда мы восстановили баланс добра и зла, ты мне расскажешь все?
— Я не боюсь, — спешу вставить я и бездумно вытягиваю перед собой руку.
— Глупая. — Это звучит так мягко, что даже не обидно.
Мои пальцы упираются в его грудь. Чувствую, как напрягаются мышцы под рубашкой.
