Егор и Вселенная из картона - страница 4

– Раз…

– Два…

– Три!

БА-БАХ!

Взлёт.

Свет. Гул. Слёзы. Смех. Крики.

Звёзды рванули к ним навстречу. А ракета – вверх. Сквозь сон. Сквозь игру. Сквозь всё.

Ракета дрожала. Не от страха – от сдержанного смеха, от нетерпения, как будто сама мечтала об этом полёте. Её обшивка щёлкала, словно мышцы огромного зверя перед прыжком. Внутри было темно, но в темноте горели огоньки приборов, зеленоватые, мягкие, как свет светлячков в летнем лесу.

Егор сидел на командном кресле, крепко пристёгнутый, с руками на пульте управления, которые дрожали, как желе. Но дрожь была не от страха – от предвкушения. Откуда-то с правой стороны тянуло запахом тёплой жвачки – фруктовой, ароматной, такой, какой угощает мама, если ты был особенно молодцом. С левой – пахло пластилином, причём с оттенками: немного апельсинового, чуть-чуть землистого и ещё чуть… космического. Возможно, так пахнет Марс. Кто знает?

– Все готовы? – спросил он, обернувшись. Его голос дрожал, но в нём была решимость капитана настоящего.

– Готовы! – ответили хором Вася, Аля, Фенька и Жмакс, который устроился в левом кормовом отсеке и сосал карамельный винт.

Секунды капали, как мёд из ложки. Где-то в глубине ракеты звякал таймер. Егор посмотрел на кнопку запуска – она светилась оранжево, как будто внутри горело солнышко, и затаил дыхание.

Он нажал её.

Мир исчез.

Всё дрогнуло – сначала лёгким шёпотом, затем гулом, как будто гора вздохнула. Давление в ушах, сердце в горле, живот – где-то в районе шеи. Сквозь стены ракеты проносился рев, не страшный, а могучий, как песня великанов. Свет за иллюминатором стал сначала белым, затем синим, потом чёрным. Всё случилось за мгновение – и за вечность.

Егор увидел, как земля уходит вниз. Сначала – крыши домов, потом – облака, потом – всё. Осталась только синяя вуаль планеты, от которой медленно отделялись они, пятеро детей и их бумажно-настоящая ракета.

Он смотрел в иллюминатор, не отрываясь, как зачарованный. Земля была прекрасна – как мраморная конфета, как игрушка в руках великана, как дом в снежном шаре. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Мы в космосе… – прошептала Фенька. – По-настоящему…

В ракете наступила невесомость. Сначала это был лёгкий толчок в животе. Потом – странное ощущение, как будто ноги больше не принадлежат тебе. Потом – плавание. Медленное, мягкое, тёплое, как будто ты стал каплей варенья, дрейфующей среди облаков.

Вася первый отплыл от пола. Он случайно взмахнул рукой и поплыл, как пузырёк в воде. Закричал от радости – громко, пронзительно, так, что ракета словно подпрыгнула от его восторга.

– Я лечу! По-настоящему лечу! – визжал он.

– Тихо, иначе тебя занесёт в кормовой бак! – засмеялась Аля и тоже отпустила ремни.

Они плавали. Смеялись. Крутились. Их волосы – особенно у Феньки – стали как антенны, ловя космическую тишину. Жмакс, лениво отцепившийся от стены, переворачивался в воздухе, как акробат, жуя свою карамель и мурлыкая что-то себе под нос:

– Первое правило невесомости – держи конфету при себе.

Всё внутри стало мягким, как вата. Время тянулось, как жевательная резинка, с перламутровым вкусом. В каждый вдох вползали ароматы: чёрной смородины, стёртых карандашей, хрустящих оладий из субботнего утра. И ещё один запах – невидимый, новый, не похожий ни на что. Запах космоса. Он был как перец и мёд одновременно, как холодный ветер, дующий из будущего.