Егор и Вселенная из картона - страница 7

– Минус один, – выдохнула она. – Но если они прорываются – это значит, что мы ослабеваем.

Через 47 минут, полёт сквозь сектор был завершён. Ракета вышла на чистую орбиту. Щит потух. Тени исчезли, как растаявший сон. Остался лишь лёгкий запах топлёного сахара в воздухе.

В кают-компании царила тишина. Никто не говорил. Все были… другими.

– Что это было? – прошептала Аля.

– Это был тест, – ответил Егор. – Тест на слабости. На желания. На… любовь.

– Ты справился, капитан, – сказал Жмакс, и впервые – по-настоящему серьёзно.

Ракета продолжила путь. Впереди – Млечный путь, планеты-головы, галактические караваны, станции-призраки. Но никто уже не был просто ребёнком.

Каждый теперь знал: космос не просто далёкий. Он – честный. И если ты лжёшь себе, он покажет это как зеркало.

И Егор, глядя в иллюминатор, прошептал:

– Мама, папа… я лечу. И я вернусь. И вы будете гордиться.

Корабль плыл сквозь космос, как крошка хлеба по реке молока. Тишина была абсолютной. Даже приборы, казалось, перешли в особый режим – не пикали, а дышали, глубоко, спокойно, как зверь, ушедший в спячку.

За иллюминатором возникла структура. Она не вращалась, не горела, не пульсировала. Она просто была. Гигантская, сферическая, как луна из жемчуга. Но поверхность у неё была не гладкой – а мягкой. Облачной. И – мёртво-белой.

– Объект впереди, – сказал Жмакс. – Кодировка нераспознаваема. Он… глушит наши датчики. Но не агрессивно. Скорее… он их усыпляет.

На экране появилась надпись, как будто выцарапанная детскими пальцами на запотевшем стекле:

"Оазис Беззвучных Песен. Вход возможен лишь тем, кто умеет слушать молчание."

Егор нахмурился:

– А если я иногда слишком громко смеюсь?

– Тогда придётся научиться молчать, – сказал Жмакс и впервые усмехнулся не саркастично, а… по-доброму.

Ракета вошла в гравитационное поле станции. Их не тянуло, не толкало. Просто, как будто их позвали. Очень мягко. Словно голос мамы, когда она зовёт ужинать, и ты ещё играешь, но уже знаешь – пора идти.

Причалили. Стыковка была почти неощутимой. Корабль щёлкнул, как леденец под зубами.

– Шлемы надевать? – спросила Фенька.

– Тут дышится, – удивлённо сказал Жмакс, глядя на индикаторы. – Атмосфера как у Земли. Только кислород слегка… поёт.

Они открыли шлюз и вышли.

Первое, что почувствовали, – запах. Он был как детская колыбельная: лёгкий, почти неуловимый. В нём было сразу всё: и ландыш, и ваниль, и запах новой книги, и тёплая подушка, и свежая гроза в июне.

Пол был мягкий, как если бы он был состоящий из пуха и света. Никаких стен. Пространство – как облако. Но не пустое – в нём что-то пело. Без звуков. Песня вибрировала внутри.

Аля остановилась:

– Я слышу… свою бабушку. Она поёт. Песню, которую мне пела, когда я болела. Я не помнила её… а теперь – помню.

Фенька сжала руку Егора:

– А я слышу, как смеётся мой пёс. Он умер прошлой осенью.

Все замерли.

В пространстве, в нескольких метрах от них, возникли фигуры.

Они были похожи на людей. Прозрачные, чуть светящиеся. У каждого – маска на лице, без рта, без глаз. Но… изнутри этих существ исходила музыка. Без звуков. Без инструментов. Просто… ощущение, как будто тебя гладят воспоминания.

Один из них подошёл ближе. Его руки были длинными, тонкими. Из пальцев тянулись тончайшие нити света. Они не касались детей, но… касались внутри.

– Мы – Песенники, – прозвучал голос в голове Егора. – Мы охраняем песни, которые нельзя спеть голосом. Только сердцем. Только памятью. Вы прошли Сектор Теней. Это значит – вы готовы слышать не ушами, а душой.