– Ну что, Ковалев? Вы излучаете оптимизм, как дохлый аккумулятор, – он попытался пошутить, но вышло не очень. – У вас есть что-нибудь для меня? Хотя бы набросок портрета?
Я положил на стол свой блокнот, открытый на нужной странице. Соколов бросил на мои каракули быстрый, пренебрежительный взгляд.
– Портрета не будет, майор.
– Что значит, не будет?
– Это значит, что вы ищете не того и не там. У вашего "Маэстро" нет единого психологического профиля.
Соколов откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его лицо выражало смесь усталости и плохо скрываемого раздражения.
– Объясните. Только, пожалуйста, без ваших лингвистических экзерсисов. Простым, человеческим языком.
– Хорошо. Возьмем его так называемые послания. Уничтоженные рукописи, стертые серверы, лабиринт на доске. Криминалисты и пресса видят в этом эстетский жест, уникальный почерк.
– И что, это не так? – в голосе Соколова зазвенел металл.
– Это не так. Почерк – это то, что объединяет, что создает стиль. А здесь нет стиля. Это компиляция, коллаж, – я постучал пальцем по своему блокноту. – Это не похоже на послание одного человека. Это похоже на то, как если бы кто-то вырезал слова и картинки из разных газет и журналов, чтобы составить анонимное письмо. Лабиринт у архитектора – это из журнала головоломок. Обнуленные картины – цитата из эссе художника-концептуалиста. Стертые серверы – стандартный протокол безопасности. Здесь нет индивидуальности. Это мешанина из клише, из обрывков культурного шума, который нас окружает.
Соколов подался вперед, его глаза сузились.
– Что вы хотите сказать? Что у нас банда? Группа подражателей?
– Я хочу сказать, что мы ищем автора текста, а самого автора, возможно, не существует. Мы пытаемся прочитать осмысленное предложение там, где стоит просто набор случайных букв. Ошибка в грамматике реальности.
Вот тут я его потерял. Он побагровел. Не от гнева, а от какого-то глубокого, экзистенциального оскорбления. Он резко встал и прошелся по кабинету.
– Ошибка в грамматике?! – он почти выплюнул эти слова. – Ковалев, у меня трупы! Ну, почти трупы! У меня люди, чьи жизни и разум превратили в пыль! А вы мне тут про грамматику? Мне нужен человек! Из плоти и крови! Человек, которого я могу найти, допросить и посадить за решетку! А не ваша эта… лингвистическая чепуха!
Он остановился у окна и посмотрел на поток машин внизу.
– Я думал, вы поможете мне понять, как он думает. А вы мне заявляете, что его не существует.
– Я не говорил, что его не существует. Я говорил, что он, возможно, не тот, кем вы его считаете, – попытался возразить я, но Соколов меня уже не слушал.
– Хватит. Консультация окончена. Можете забрать свои теории. Мне нужен результат, а не философия.
Он не смотрел на меня. Он смотрел на свой город, на свое поле битвы. И я понял, что для него признать мою правоту – все равно что признать, что он воюет с ветряными мельницами. А для такого человека, как майор Соколов, это было хуже поражения. Это было бы концом всего.
