Экспедиция надежды - страница 30

– Дикарь, выбравшийся из сельвы и подхвативший оспу, – почитай что покойник, – говорил отец Эспиноса. – Почему? Да потому, что лечиться он будет заклинаниями и обливаниями холодной водой. Они не понимают, что эпидемии – это Божья кара за их неправедную жизнь.

– Не впутывайте в это Бога, падре. Он тут ни при чем.

– Тогда как вы объясните, что каждый третий индеец погибает от оспы? Дохнут, как клопы, у меня порой появляется чувство, что они так и вымрут все до единого. Ясно, что Бог их покинул… Должно быть, есть причины.

– Причина одна: оспа – это заболевание, о котором мы еще очень мало знаем. А если индейцы умирают быстрее и чаще, чем мы, то это потому, что их тела более слабые.

– То есть вы не верите в Божью кару?

– Отец Эспиноса, я верю прежде всего в науку, да простит меня Господь, – промолвил Бальмис, перекрестившись и вытянув шею.

Священник бросил на него исполненный скепсиса взгляд. Этот человек, – не верящий в Бога, хоть и крестится, со своим странным тиком, из-за которого его лицо искажается гримасой так, что не понять, злится он или смеется, – казался ему еще одной заблудшей душой. Согласно собственной системе оценок, падре полагал, что бывают заблудшие души и среди индейцев, и среди белых; именно такой человек стоял сейчас перед ним. Он решил сменить тему беседы:

– Хуже всего то, что дворяне и землевладельцы из нынешних американских испанцев лишаются рабочих рук.

Грубая прямолинейность священника вызвала у Бальмиса новый приступ тика.

– Вы правы, надо что-то предпринять, чтобы сдержать оспу. При королевском дворе многие не понимают, что это вопрос не только медицинский, но и политический. На сегодняшний день единственное, что доказало эффективность, – это процедура под названием «вариоляция», или оспопрививание, но она несет свои риски. Пока нам остается лишь наращивать гигиенические мероприятия.

– И молиться всем святым.

Оба собеседника вперили друг в друга полный взаимного непонимания взор. Мир делился не только на индейцев и европейцев, все шире становилась пропасть и между самими белыми.

Хосефа!

Пишу тебе с борта судна, которое перевозит наш полк в Веракрус, в Новую Испанию. Едва был подписан мир с европейскими испанцами, как наши войска стали жертвой эпидемии лихорадки неизвестного происхождения. Несколько моих коллег-хирургов погибли, и мне пришлось взять на себя их обязанности. Но к концу и я слег. Я чувствовал неимоверную усталость, которая мешала мне продолжать работать, начались галлюцинации; несмотря на удушливую жару, меня сотрясает озноб. Я задаюсь вопросом, уж не подхватил ли и я оспу…

– Ангина, – вынес вердикт доктор Поссе Ройбанес[18], подкручивая пальцами кончики нафабренных усов.

Он был семейным врачом, профессионалом с безупречной репутацией; много лет он преподавал в университете Сантьяго, пока не посвятил себя полностью работе в благотворительных учреждениях, где и подружился с доном Херонимо. Поначалу доктор приходил дважды в день и закапывал донье Марии-Хосефе несколько капель ртутной настойки в воспаленное горло и мицдалины. Через несколько дней состояние больной не только не улучшилось, а начало стремительно ухудшаться. Если первыми симптомами были лихорадка и боль при глотании, то сейчас она страдала от спазмов, тахикардии и сильнейших судорог в руках и ногах, причинявших неимоверные мучения.

– Исабель! – взывала сеньора с искаженным лицом. – Иди сюда-а-а, ты мне нужна!