Взял пять бутылок. Чтоб не ходить. Пил. Чем-то там закусывал, втирал в ее тело новую порцию лекарства. Воздух был пропитан спиртом, казалось, что пьянел больше от запаха, чем от выпитой водки. Она будила, когда требовалось. Я послушно делал свое дело, при этом тупо наливал себе водки, пил и опять засыпал до следующего пробуждения. Затем водка кончилась. Когда это случилось, стал одеваться.
– Хватит, – только и сказала она. – Уже хватит.
Была она все в том же уродующем ее халате, волосы собраны в какое-то подобие прически.
– Тебе звонили со стоянки. С вахты приходили, потеряли. Сказали, как объявишься, позвонить. Пойду чай ставить, будешь чаем отпаиваться.
– Ты-то как сама?
– Уже лучше. Синяки пожелтели, еще пара-тройка дней – и совсем пройдут.
Ушла вместе с чайником. Вернулась уже с кипятком. Заварила чай. Достала кружки разные, какие нашла. Стали пить чай. Молча. Каждый думал о своем. Спокойствие чаепития прервал стук в дверь. Я даже не шелохнулся, продолжал пить чай. «Кому надо, после стука и так зайдет». Дверь приоткрылась. Сначала влезла все оглядевшая голова, затем и ее хозяин. Один из бывших стояночных «директоров». Он был до него, и у него я и принимал стоянку.
– Приветик. Я звонил дважды. Ты не перезваниваешь. Дай, думаю, проведаю, может, случилось чего.
– Все нормально, Санек. Заходи, как раз к чаю поспел.
– Ой, и Ленчик здесь. Тогда ясно, почему нет – Катастрофа, – глупо хохотнул, садясь за стол.
– Что тебе ясно? Ты че приперся-то?
– Не кипишуй. Все по порядку. Менты приезжали, опера. Дважды. Ищут тебя. Значит, директорство твое подходит к концу. Как бы то ни было, дела сдавать все равно надо. Можешь опять нырнуть в сторожа, скажешь: «Проворовался, теперь отрабатывать буду». Можешь в другую точку уйти или курьером по лагерям «дачки» развозить. Твой опыт в дальнобойке еще поискать надо. За работу не колпачь, ты без работы не будешь – не маляр, не слесарь, – опять глупо хохотнул. – «Мамка» тут на верха совалась, чего-то ееным девкам не то сделали. Правда, разговаривать с нею никто не стал, не того поля ягода. На стоянку приехали, поспрошали шоферов, никто толком ничего вразумительного не сказал. Пока выясняли, что и как, узнали, сунулась «мамка» к зайцевским с деньгами да с конкретикой подгрузить одного беспредельщика. Те дурни и помчались следом. На перевале хотели его подрезать и к обочине прижать, он их машину просто в пропасть столкнул, да и сам не удержался и с МАЗом своим следом… Парни выжили, из него, говорят, мешок с костями получился, будто костоломы трудились. Теперь и «мамкины» претензии вроде как не подтверждаются. Такие вот дела…
Ленчик поставила на стол чашку и под благодушный Сашкин треп молча вышла. С лица не изменилась, не ахала, не охала, вышла, и все… Через какое-то время вернулась.
– Саня, ты, может, выйдешь ненадолго, мне одеться надо.
– А чего одеваться-то? Я еще пять минут и отвалю, только чай допью.
– За мной, Саня, приедут. Мне еще накраситься надо.
– Пошли, Санек. Покурим…
– Ты ж не куришь.
– Да и ты тоже…
Вышли. Стояли ждали, пока позовет обратно.
– Ты это, если из-за меня она домой засобиралась, то зря, я – могила!
– Болтун ты, Саня, не могила. Ее уже, наверно, дома потеряли, она уже больше трех дней отсутствует.
– А… ну тогда ладно.
Дверь приоткрылась.
Ленчик сказала:
– Возвращайтесь.
