После завтрака вышли седлать лошадей. Уж не знаю, что напридумывала себе Бетти, наблюдая за нами в окно, но, увидев меня, ковыляющую вразвалку, скисла, как позавчерашнее молоко. И, если бы взгляды могли убивать, моя бездыханная тушка уже валялась бы у крыльца.
***
Второй день пути не отличался от первого: мы все так же ехали по пустынному тракту, трижды останавливались на привал, а с наступлением темноты устроились на ночлег в лесу. Далеко заходить не стали: разбили лагерь так, что за деревьями виднелась дорога. Стреножили лошадей, развели костер. На ужин сварили похлебку из упитанного зайца, так удачно подстреленного Килианом.
В иных обстоятельствах я бы даже получила от этого удовольствие, но мысли о маме не давали покоя. Она у меня, конечно, стрессоустойчивая – как-никак, жизнь закалила, но вряд ли ма была готова к тому, что меня утащит в зеркало незнакомец из другого мира.
Ночью мне не спалось: как бы я ни улеглась и на какой бы бок не повернулась, в тело обязательно впивался очередной камень или торчащий наружу корень. В конце концов, устав ворочаться, я свернулась калачиком и закрыла глаза. Задремать мне удалось лишь под утро.
Под вечер третьего дня мы остановились у развилки. Далеко не первой, что встретилась нам на пути, но до этого мы ехали строго вперед, игнорируя убегающие в разные стороны колеи.
— Отсюда возьмем направо, и через час будем у границы леса, — объяснил Бехатар. Он повернулся ко мне. — Эльфийского леса.
Сказать, что все это было волнительно, интересно – не сказать ничего. Подумать только – я увижу эльфов. Тех самых, о которых пишут книги и снимают фильмы. И, которые, как я считала, не существуют за пределами вымышленных миров.
— А какие они?
— Увидишь, — расплывчато ответил маг.
Этот лес отличался от того, где жил Бехатар, и того, в котором мы ночевали прошлой ночью. На первый взгляд все казалось таким же: вековые деревья, устремившие к небу пышные кроны; сочная трава, буйно разросшаяся в тени и влажности; щебетание птиц, снующие по кустам мелкие зверьки. И все же… в густом воздухе витало что-то такое… Я даже не могла найти этому объяснение, просто чувствовала. Интуитивно.
Малиновый свет заходящего солнца путался в кронах дубов и кленов, падал рассеянными лучами на наши лица, играл бликами в каплях росы. Что-то незримое смотрело со всех сторон – удивительно, но присутствие этого «чего-то» не пугало. Лес был словно живой. Мы двигались гуськом по узкой, петляющей меж деревьев тропе: Бехатар впереди, я следом, а Килиан замыкал.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, — честно ответила я. — Просто задумалась.
— О чем? — он поравнялся со мной.
— О вашем мире. Все так… странно. Эти дома, люди в старинной одежде, ваш быт… У нас эти времена давно прошли. А еще эльфы, орки… У нас их в принципе нет. Я будто в книгу попала. Или в кино.
— Что такое кино?
Я объяснила в общих чертах.
— Здорово. То есть, так можно сохранить абсолютно любого человека? И он будет как живой?
— Почти. Правда, дотронуться не получится. Только смотреть. И слушать.
— Ну, вот. А говорила, что магии у вас нет.
— Это не магия, — я улыбнулась. — Это наука. Килиан… можно кое что спросить? Кое-что личное. — И, заметив, хитрое выражение лица, внесла ясность, — нет, это не касается твоей личной жизни.
— Спрашивай.
— Почему ты не любишь эльфов?
— Не то, чтобы не люблю. Скорее, отношусь без иллюзий. Остроухие считают нас, викингов, дикарями и разбойниками, — он качнул головой. — Раньше, лет тысячу назад так оно и было. Наши предки промышляли морскими грабежами и набегами. Но это уже история. Сейчас в Хардейне за такое казнят. Хардейн – это земли викингов, — уточнил он. — Но эльфы, — Килиан фыркнул, — помнят времена, когда наши праотцы здорово их донимали. Ну а поскольку остроухие бессмертные, то, сама понимаешь, вытравить эту память непросто.
