Я заглянула под обложку. «Венера и Адонис».
– Шалости бессмертных? – поинтересовалась я.
– Бессмертная история.
Автором был некий Уильям Шекспир. Я слышала это имя. Он написал несколько пьес о Генрихе VI.
– А вы сами слагаете стихи? – поинтересовалась я у Саутгемптона.
– Пытаюсь, но ничего такого, что было бы достойно выйти за пределы моих покоев, мне до сих пор сочинить не удавалось.
– Многим при дворе следовало бы оценивать свои вирши столь же здраво, однако у них недостает трезвомыслия, – заметила я. – Благодарю вас, и хорошего года всем нам.
Я взмахом руки отослала его прочь.
Пусть наступивший год и впрямь будет хорошим. Год минувший принес нам некоторое количество треволнений, но 1594 выглядел многообещающе.
– Ваше сиятельнейшее величество.
Доктор Лопес протягивал мне свой дар, филигранную золотую шкатулочку. Я открыла ее и заглянула внутрь. Под крышкой обнаружилось два отделения: одно с какими-то семенами, второе с золотистой пудрой.
– Это анис и шафран, монополию на поставку которых вы так великодушно даровали мне своей милостью, – напомнил он.
Монополии были способом наградить тех, кто служил мне верой и правдой, не расходуя денег из казны.
– Я должна поблагодарить вас, Родриго. Ваши снадобья оказались весьма действенными, – сказала я.
Его турецкие травы сделали свое дело, и теперь приступы жара почти меня не беспокоили.
– Я только что получил новую поставку и с радостью принесу их вам.
– Завтра, все завтра, – отмахнулась я, делая ему знак уступить место следующему.
Я с радостью поболтала бы с ним еще – наши беседы неизменно доставляли мне удовольствие, – но за его спиной тянулась длинная очередь.
Следом подошел молодой Эссекс, совершенно ослепительный в белом бархатном костюме с голубой оторочкой. Эти цвета очень ему шли, выгодно оттеняя рыжеватые волнистые волосы. Он был без бороды, отчего его полные чувственные губы еще больше обычного бросались в глаза.
– Ваше блистательнейшее величество, сегодня я более чем заслуживаю поцеловать вашу прекрасную руку.
Он поклонился и, взяв мою руку, поднес ее к этим пухлым теплым губам. Я поспешно отняла ее:
– Чего вы желаете в наступившем году, Эссекс? Прошлый год был для вас удачным – членство в Тайном совете, переезд в лондонский дом… что еще остается?
– Желать и заслуживать – не одно и то же, ваше величество, – заметил он. – Я знаю, что не заслуживаю ничего, но я желаю… всего.
С этими словами он посмотрел мне прямо в глаза.
Этот глупенький парнишка, такой безыскусный в своей лести и такой трогательный в своей неприкрытой жажде признания (с его наивными потугами изобразить амурный интерес), казался смущающе обольстительным. Я ему почти поверила.
– Что вы мне принесли? – осведомилась я оживленным тоном.
Очередь за ним была еще очень длинной. Он подошел ближе и понизил голос:
– Если бы я отдал мой подарок сейчас и вы положили бы его к остальным, – он бросил взгляд на стол, ломившийся от подношений, – его мог бы увидеть тот, для чьих глаз он не предназначен. С вашего позволения, я хотел бы преподнести его вам наедине.
Он прекрасно знал, за какие ниточки дергать. Я вздохнула:
– Хорошо. Договоритесь о времени с вице-камергером.
– На завтра?
На завтра у меня была назначена встреча с доктором Лопесом, а торопиться мне не хотелось.
– Нет, лучше на послезавтра. Вице-камергер знает мое расписание.
Он отошел, и я увидела, что за время нашего с ним разговора очередь успела еще вырасти. Первый день нового года при дворе поистине был испытанием на прочность.
