– Мы славно над ними посмеялись, – заверила я.
– Ну, Филиппу-то совершенно определенно было не до смеха, – заметил Бёрли. – Он не в духе, и настроения его это никак не улучшит. Но эти депеши, – он взмахнул пачкой писем, – подтверждают то, что я слышал. Ваше величество, вы теперь самая уважаемая из всех правителей Европы. Король Франции восхищается вами и говорит, – он открыл одно из писем и ткнул пальцем в нужное место, – что ваша победа «стоит в одном ряду с самыми прославленными деяниями мужей прошлого». Даже османский султан прислал свои поздравления.
– А евнуха в подарок он, случайно, не прислал? – пошутила я.
– И венецианский посол в Париже пишет, что королева «ни на миг не утратила присутствия духа и не упустила ничего, что было необходимо в таком положении. Ее острый ум и мужество показывают ее жажду славы и решимость защитить свою страну и себя».
– Это не только моя заслуга, – сказала я. – Без моих моряков, без моей армии, без моих советников я сейчас стояла бы в цепях перед Сикстом, а не шутила над его брачными предложениями.
Голова у меня шла кругом от всех этих похвал.
«Осторожнее, – сказала я себе, – как бы твоя голова не стала больше короны».
Пришло время отвлечься от комплиментов.
– Мой дорогой главный советник, – обратилась я к Бёрли, – вы, полагаю, присоединитесь к нам в Уайтхолле на праздничном смотре войск?
Тот замялся:
– За последние несколько месяцев я повидал более чем достаточно солдат.
– Да, но будет еще и турнир.
– Увольте, – поморщился он. – Что может быть скучнее?
– Вы мудры, но не всегда дипломатичны. Что ж. Мы не станем вас принуждать. Но если вы передумаете, мы с Лестером будем на галерее.
Вторая половина дня являла собой образчик всего лучшего, что могло предложить английское лето. Небо было не безжалостно ясное, но подернутое пушистыми августовскими облаками. Усевшись на галерее, откуда открывался вид на ристалище, мы с Лестером ждали смотра войск, которые граф Эссекс собрал для Тилбери. Все это он сделал за собственный счет, а теперь раскошелился еще и на парад.
Едва Лестер устроился, как его начала бить крупная дрожь. Несмотря на теплый день, он кутался в плащ.
– Боюсь, моя трехдневная лихорадка снова вернулась, – пояснил он, перехватив мой взгляд. – Я скверно себя чувствую. А все потому, что вместо давно запланированной поездки на воды в Бакстон мне по милости короля Филиппа пришлось отправиться совсем в другое место.
– Как только со всем этим будет покончено, поезжайте тотчас же, – сказала я. – Всеобщий благодарственный молебен состоится только в ноябре, в тридцатую годовщину моего восшествия на престол. К тому времени вы должны быть в добром здравии.
– Если это приказ, я вынужден повиноваться, – отвечал он. – Но со всеми текущими празднествами и торжествами мне совершенно не хочется уезжать из Лондона.
– Это приказ.
Я успела заметить, что ему нездоровится и он порой едва держится на ногах. Получив объяснение этому, я вздохнула с облегчением.
– Смотрите, смотрите! Вот он!
Лестер указал на Эссекса, который появился на ристалище в сопровождении своих людей, облаченных в коричневые с белым мундиры Деверё. Они подошли к проему галереи и отсалютовали мне, а Эссекс отвесил замысловатый поклон.
Затем был дан сигнал к началу турнира, и Эссекс открыл его поединком с графом Камберлендом. Я посмотрела на Лестера. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз участвовал в чем-то подобном, но моя память услужливо воспроизвела его образ. Молодой, стройный, полный сил, с огненными отблесками в волосах – вот каким я его помнила. Однако мужчина, сидевший сейчас со мною рядом, был седой как лунь, надсадно кашлял и трясся в ознобе. Ему были совершенно необходимы целительные воды Бакстона.
