Смачно целует боль в макушку меня.
Бьет с размаху – пощечину мне – разлукой!
Рыжий и бестолковый Тяни-Толкай
Обжег копыта о паперть, поранил руку.
Рога все длинней и тянутся в вышину —
Туда, где ястребом я вонзалась в громы.
И думалось мне, что не ветер, а я крушу
Этих глыб белесых небесные легионы.
Не нищенкой с протянутою рукой —
За любовью. Требовала! Горела!
Рвала струны арф, и достался такой лихой,
Такой огнедышащий зверь с человечьим телом.
Изгрыз он меня и выплюнул кости в овраг,
Помахав хвостом своим куцым, скрылся.
А я все твердила: «любимый и милый враг,
В последний-ка раз поцелуй ты мои ресницы!»
Но я шире неба и тяжелее звезд,
Вернее клубка Ариадны и тоньше улыбки сфинкса,
И голос мой укрепился и дар подрос,
И мчусь я вперед Артаксерксовой колесницей.
10У меня сотня ног и не меньше десятка рук,
Я ползу скарабеем на новые Эвересты.
Святой сказал: «Если пустыня вокруг,
Значит, ты искушаешься в этом Христовом месте».
Пусть боль застоялась в дельтах моих рек,
Огонь фениксов растревожит ее кадило.
На самом деле, я всего лишь маленький человек,
Которого тьма пока что не победила.
